Он изумленно покачал головой.
— В жизни не видел ничего подобного.
Осторожность и предусмотрительность вернулись к ней как по мановению волшебной палочки. Маргред задорно склонила голову к плечу.
— Получается, я произвела на тебя столь ничтожное впечатление, что ты даже не запомнил меня голой?
Калеб улыбнулся, чего она и добивалась. Но сбить его с толку было очень и очень непросто.
— Я говорю о дельфинах.
— Ты и раньше должен был видеть дельфинов.
— Но не так, чтобы они буквально были готовы выскочить на берег, да еще настолько близко к человеку. Как-то в детстве, когда я был маленьким, мать… — Он осекся.
Его мать? Маргред почувствовала, как по жилам пробежала дрожь возбуждения. Его матерью была селки. Если он знал об этом, если хоть немного помнил ее, может быть, она все-таки сможет ему довериться.
— Когда ты был ребенком… — подтолкнула она его.
Калеб заколебался, потом равнодушно пожал плечами.
— Это было давно. Мне в ту пору было четыре. Может, пять. Мать привела меня на пляж. Она редко так делала. Дилан — да, иногда… Словом, она купалась на глубине, куда мне еще не разрешалось заплывать, когда появились дельфины. — Глаза его цвета морской зелени были глубокими, в них читалось отчаяние. — Все эти годы я думал, что все это выдумал. Что на самом деле этого никогда не было. Ну, ты понимаешь, как это бывает у маленьких детей, если они остаются одни или им скучно.
Ее собственное детство скрывала невообразимая тьма времени. Впрочем, Маргред не могла припомнить, чтобы когда-нибудь ей бывало скучно. А вот что такое одиночество, она понимала прекрасно.
Она коснулась его руки.
— Расскажи мне о своей матери.
Калеб отвернулся, и на скулах у него заиграли желваки.
— Рассказывать-то особенно и нечего. Она бросила нас, когда мне исполнилось десять… Тебе лучше накинуть на себя что-нибудь.
Интересно, что беспокоит его сейчас? Маргред была изумлена и немного обижена.
— Почему?
В глазах у него заплясали озорные огоньки.
— Непристойное поведение карается в штате Мэн максимальным сроком тюремного наказания в шесть месяцев или штрафом в пятьсот долларов. Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось арестовать тебя?
Маргред тряхнула головой.
— Ты почти так и сделал. Запер меня одну в доме на все утро.
— Я оставил тебя с моей сестрой. Которая, кстати, очень беспокоится о тебе. Почему, черт возьми, ты не сказала ей, куда идешь?
— Ее в тот момент не было.
— Ты могла бы оставить записку.
А вот такая мысль даже не пришла ей в голову.
— Я не привыкла докладывать о том, куда ухожу и когда приду.
— Тогда можешь начать привыкать к этому прямо сейчас.
Изумленная, Маргред встретила его взгляд. Озорные огоньки заиграли в нем сильнее. Стали горячее. Призывнее.
У нее перехватило дыхание. Ах, вот оно что!
Она прошлась походкой манекенщицы, чувствуя, как он буквально пожирает ее глазами. Какие бы силы и способности Маргред ни утратила, она по-прежнему могла заставить мужчину смотреть себе вслед. Она наклонилась, давая ему полюбоваться достойным зрелищем, и подняла платье, кучкой валявшееся на песке.
Позади нее откашлялся Калеб.
— Что ты здесь делала?
На какое-то сумасшедшее мгновение Маргред едва не поддалась искушению рассказать ему все. Но он был наполовину человек и наверняка о своей второй половине селки не знал. А люди, сталкиваясь с чем-то странным и чужим для них, не могли пройти мимо, чтобы не попытаться понять. Подчинить себе. И управлять.
— Плавала, — ответила она.
— Голая… — заметил он, и это был не вопрос, а утверждение.
— Твоей сестре не понравится, если я намочу ее платье.
— Тебе не следовало мочить и свои швы.
— Морская вода лечит. — Она натянула платье через голову, подтягивая и поправляя его в нужных местах, и повернулась к Калебу лицом. — И как ты находишь это платье?
— Оно тебе немного тесное.
Маргред обожгла его яростным взглядом.
В уголках глаз у него разбежалась паутинка морщинок, он улыбнулся.
— Тебе не следовало приходить сюда одной.
— Я устала от ожидания.
— Что не объясняет, почему изначально ты пришла именно на пляж.
«Опасные воды», — подумала она.
— Я уже объясняла тебе вчера вечером. Я искала тебя.
Он настороженно взглянул на нее прищуренными глазами.
— Значит, кое-что ты все-таки помнишь.
Маргред приложила палец ему к щеке и провела им линию вниз, до горла.
— Тебя я вряд ли смогу забыть.
Калеб обхватил ее сильными руками и крепко прижал к груди.
— Оставим игры в покое, Мэгги. Что ты помнишь?
Как же он серьезен…
И как же откровенен в своей заботе о ней, в желании помочь. И эта его неподдельная искренность тронула ее сильнее угроз.
— Что еще тебе нужно знать?
— Почему бы нам не начать с твоего имени?
На этот вопрос она легко могла ответить.
— Маргред.
— Фамилия?
Она отрицательно покачала головой. Калеб стиснул зубы.
— Адрес?
Она беспомощно уставилась на него чистым и невинным взором.
— Но ты должна была приехать сюда откуда-то из другого места. Ты говорила, что родилась в Шотландии.
Маргред испытала какое-то глупое детское удовольствие оттого, что он это запомнил.
— Верно.
— Может, у тебя там остались друзья? Или семья?
— Нет, у меня нет семьи.
— Может быть, кто-нибудь, кто стал бы тебя искать?
Она вспомнила Конна.
— Я… Да, вот это возможно.
— Кто?
Слово прозвучало как треск льдин, наползающих друг на друга. Она отпрянула.
— Я не помню.
Калеб глубоко вздохнул, потом с шумом выпустил воздух.
— Послушай, Мэгги. Я могу защитить тебя. Я хочу защитить тебя. Но для этого ты должна мне верить.
— Но я и так доверяю тебе, — запротестовала она.
До определенной степени.
Она прижала пальцы к раскалывающимся от боли вискам. По правде говоря, нападение прошлой ночью произошло совершенно неожиданно, в полной темноте; вспышка голода и боли, слишком быстрая, чтобы от нее можно было защититься или распознать. Но она не ожидала, что почует в нападавшем запах демона. Ожидать, что смертный сможет встать на ее сторону в борьбе с элементалем, было безумием.
