— Демоны бессмертны, — заявил Дилан. — Он не стал бы умирать вместе с «хозяином»-человеком.
Калеб нахмурился.
— Мне показалось, вы говорили, что связали его.
Маргред вспыхнула.
— Мне не хватило времени.
Оправдание даже ей самой показалось жалким и неубедительным. Но Дилан не склонен был легко прощать чужие ошибки.
— Он не мог просто взять и исчезнуть. Морщинки на лбу Калеба стали глубже.
— Почему нет? Вы же сами говорили, что демоны не материальны.
— Собственного тела у них нет, — ответила Маргред. В душе у нее крепло горькое убеждение, что что-то идет не так. — Они заимствуют форму и субстанцию у других.
Она отодвинулась от него, разрывая уютные и успокаивающие объятия, и напряглась, пытаясь уловить внушающий тревогу след адского огня, прилепившегося к катеру. Но запах демона казался приглушенным, затаившимся, каким-то образом скрытым от нее.
Дилан вопросительно изогнул бровь, глядя на нее.
Она с досадой покачала головой. Ничего.
— В таком случае, я знаю, куда он подевался, — ровным голосом сообщил Калеб. — Демон. Тан.
Маргред с удивлением посмотрела на него. Он стоял не шевелясь над телом Уиттэкера, и лицо его казалось вырубленным из камня. Правая рука плетью висела вдоль тела. Левой рукой он держался за бок.
— Куда?
— О чем ты говоришь? — спросил Дилан.
Калеб коротко и судорожно вздохнул.
— Я чувствую, как что-то — я чувствую его! — стучится в мой мозг. — Он встретился взглядом с Маргред, и глаза его были мертвыми, как сама смерть. — Вы не чувствуете его, потому что демон нашел себе другого «хозяина». Теперь он внутри меня.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Я не могу сделать этого. Дух демона связан, переплетен с твоим. — Лицо Маргред заливала смертельная бледность. Голос ее дрожал. — Я не могу отделить нити, чтобы связать его.
Проклятье! Хотя этого следовало ожидать.
Калеб стоял, смиряясь с неизбежным, проникаясь горьким осознанием ее слов. Он чувствовал, как внутри копошится Тан, вытягивая его силу, подчиняя себе его волю, раскидывая вокруг нити огня, липкие, как паутина, и прочные, как стальные канаты.
Маргред встретилась с ним взглядом. В глазах ее плескался страх.
— У нашего народа есть свои чародеи. Смотрители. Можно послать за ними, чтобы они помогли тебе.
Калеб переступил с ноги на ногу, стараясь не обращать внимания на огонь в крови. Стоять ему было трудно. Голова казалась до отказа набитой ватой. Демон внутри него злорадно хихикал и крутился, как веретено, разбрасывая по его нервам раскаленные волокна, подавляя мысли и растаптывая память. Совсем как уродливый карлик из сказок, которые в детстве он читал Люси. Как же его звали?
Калеб нахмурился, пытаясь вспомнить имя уродца, вырывая кусочки и частички своей личности из-под власти демона.
Румпельстилтскин, вот как его звали. Сказка, которую так любила его сестра, называлась «Румпельстилтскин».
— Не думаю, что мы можем спокойно ждать прибытия смотрителей, — сказал он.
Мэгги взяла его за руку, и Калеб понял, что она пытается утешить его. Он был благодарен ей за эту попытку. Изнутри его пожирало лихорадочное пламя, а ее пальцы казались такими прохладными и сильными. Но как же она может прикасаться к нему, зная, кто — что — поселился внутри его тела?
— Может быть, принц… — Мэгги закусила губку. — Конн превосходит меня в умении обращаться с магией.
— И он… не состоит в интимной связи с хозяином тела, приютившего демона, — добавил Дилан.
Мэгги издала недовольное восклицание, перешедшее в сдавленное рыдание.
— Но ведь ты можешь связать его, — обратился Калеб к Мэгги. — Если бы эта… тварь не сидела внутри меня.
— Если… если бы мне удалось выгнать его наружу, то да. Но у меня не хватит на это силы.
— Ничего, на этот счет можешь не волноваться, — заявил Калеб. — Я сам заставлю его выйти.
— Ты? — Голос Дилана сочился презрением. — Ты всего лишь хуманс.
Именно так. Он был человеком. И поэтому мог сделать то, что было не под силу Мэгги и Дилану.
Он мог умереть.
Калеб опустил взгляд на свои руки. Они как-то странно изгибались у запястий и торчали под неестественным углом, напоминая пластмассовые конечности манекенов в витринах магазинов, неуклюжие и чужие. Это были не его руки. Во всяком случае, не совсем его. Взяв звено тяжелой якорной цепи, он поднял его с палубы.
Ни о чем не думай. Сделай это раньше, чем демон сумеет остановить тебя…
Калеб принялся наматывать цепь вокруг запястья.
Глаза Мэгги вспыхнули. Она поняла, что он собирается сделать, и испуганно прижала ладошку ко рту. У нее перехватило дыхание.
— Нет. О нет, только не это!
— Помнишь, я видел, как ты плавала с дельфинами, — сказал Калеб. — В воде у тебя по-прежнему есть сила.
— Что ты собираешься сделать? Утопиться? — поинтересовался Дилан.
— Да.
Пока еще не поздно и пока еще можно это сделать… Нахмурившись, Калеб потянул на себя якорную цепь. Кровь запятнала звенья. Плечо горело, как в огне.
— Ты говорил, что он не останется в теле «хозяина»-человека, чтобы умереть.
Дилан прищурился, прикидывая шансы.
— И Маргред поймает демона в ловушку, когда он покинет твое тело? Это может сработать.
— Я не позволю тебе умереть! — с надрывом воскликнула Мэгги.
Ее яростное отчаяние согрело душу Калеба. Но оно не могло ничего изменить. Он был солдатом, которого учили просчитывать последствия своих действий и добиваться поставленной цели. Ему довелось служить под безжалостным солнцем пустыни, где тени и альтернативы были черно-белыми, простыми и понятными. Если он дрогнет, если ему не удастся задуманное, Мэгги умрет у него на руках и все демоны Ада сорвутся с цепи — в буквальном смысле.
Калеб намотал на запястье еще несколько звеньев цепи. Здоровая рука неохотно повиновалась его командам, напоминая протез. Он чувствовал, как воля демона пожирает его подобно червям, устроившим пиршество на трупе. Что будет, когда они доберутся до его мозга? Или сердца?
— Есть вещи, — ровным голосом сказал он, — похуже смерти.
Он потянул за цепь, проверяя ее крепость. Она выдержит его.
Он не сможет освободиться. Тем более под водой, с раненой рукой. И разорвать ее он тоже не сможет, даже учитывая всю силу демона.
Калеб глубоко вздохнул, глядя на спокойную, искрящуюся солнечными зайчиками поверхность моря, на брата, молча стоявшего на палубе, на бледное лицо Мэгги и ее темные, выразительные глаза. Даже насмерть перепуганная и донельзя утомленная, она все равно оставалась самой красивой женщиной из всех, с кем сводила его судьба. Ему страстно захотелось поцеловать ее в последний раз.
