Поняв в чем дело, я спустилась на лифте на второй этаж в медиацентр. Когда двери лифта открылись, я сразу наткнулась на указатель, ведущий к специальной выставке: «СКРЫТЫЕ ТАЛАНТЫ ГОЛЛИВУДА: ПОТЕРЯННЫЕ РЕЖИССЕРЫ 1930-х ГОДОВ». Проходя по коридору, я обнаружила знакомые плакаты «Поезда в Бостон» и «Цирка “Звездный свет”». На центральном плакате «Поезд в Бостон» Нора Уилер смотрела через плечо. Там же я увидела закадровые фотографии Билли Рэппа, Билли и Форда Тремейна и даже редкую фотографию со свадьбы Норы Уилер. И гроб Билли, который знаменитости несли на кладбище Форест-Лоун.
Следующий показ фильма «Поезд в Бостон» должен был начаться через пятнадцать минут. Продолжая бродить по залу и рассматривая инсталляции, я нашла письмо Билли Рэппу от Холстеда с предложением контракта в «Монументал». Логотип студии и подпись Холстеда вызвали у меня волну ностальгии. Будучи Норой, я получила именно такое письмо.
За пределами театра висело объявление, что 25 июня в одиннадцать утра Элизабет Тремейн будет говорить о своем дедушке Форде Тремейне и его работе с Билли Рэппом. Я, конечно, надеялась, что доживу до этого события, но почему-то очень сомневалась.
До рассказа Сандры я не учла, что Люк знал все, что я делала. Я была уверена, что он знает, где я сейчас нахожусь. Но почему он ничего мне не сказал? Ответ был очевиден – я не представляла для него угрозы. Я не справлюсь с этой задачей, и меня снова отправят в другую жизнь. Эти короткие жизни казались потраченными впустую. Я просто не успевала выяснить достаточно. Почему-то мысль об этом казалась невыносимой. Мне нравилась жизнь, которую я создала. Пусть она была далеко не идеальной, учитывая конец брака с Роджером и отсутствие детей, но я всегда надеялась, что лучшее не за горами. Сидя в кинотеатре, я наблюдала, как старый логотип студии «Монументал» снова вспыхнул на потрескивающей пленке с драматической партитурой. Экран потемнел, затем появилась платформа и гудок поезда. Камера выхватила обувь Норы Уилер – она быстро шла, даже бежала, чтобы успеть на поезд. Нора была одета в длинное пальто с меховой оторочкой, а из-под черной шляпы выглядывали светлые волосы. Она стала настоящим воплощением стиля 1930-х годов. Наблюдая за собой на экране, я была поистине очарована. Образы в моих снах казались реальными, но просмотр настоящего фильма меня просто изумил. Она существовала. Я существовала в те времена и отчетливо помнила тот день на съемочной площадке. На сцене было жарко, но мне приходилось притворяться, что я дрожу от холода в этом пальто. Билли кричал и командовал. Вскоре я поняла, что такое случается от ужасного похмелья, но в тот день на съемках я его слишком плохо знала. Закрыв глаза, я вспомнила запах кожаного чемодана, который несла, и его нежно-голубой цвет, а не белый, как в фильме. Я мысленно восполнила недостающие цвета – сине-красный цвет помады, пальто коричневое, а не черное, униформа ярко-красная, а не серая. Полутоновые изображения на пленке не соответствовали ярким цветам 1930-х годов.
– Что ты здесь делаешь?
Обернувшись, я увидела за спиной Роджера.
– Смотрю фильм. А ты почему здесь?
– Это мой музей, Хелен.
– Я большая поклонница Билли Рэппа.
– С каких это пор?
– Ой, заткнись, Роджер. Дай мне спокойно посмотреть фильм.
Роджер подошел и уселся рядом со мной.
– Я не знал, что ты любишь Билли Рэппа. Когда вдруг появилась эта любовь?
– Т-с-с-с.
– Хелен, здесь нет никого, кроме тебя и меня. Мы можем разговаривать при нормальной громкости.
Я огляделась. Роджер был прав.
– Его не оценили по достоинству, и он умер слишком молодым. Этот фильм – один из моих любимых. А вот эта актриса, Нора Уилер, – я указала на себя на экране, – одна из моих любимых актрис. Она снялась всего в четырех фильмах, но играла просто восхитительно. Я слышала, что Билли не дал ей роль вместе с Фордом Тремейном, потому что был любовником Форда. Ты знал, что Билли был женат на Норе?
– Да, – ответил Роджер. – Я знал. Я привез эти фильмы в «Ганновер», потому что мне нравятся работы Билли Рэппа, но не знал, что тебе он тоже нравится.
– Вот. Это и был симптом болезни нашего брака, – заметила я, завороженная экраном. – Мы слишком мало разговаривали.
– Хелен, у тебя все хорошо?
– И Ричард Нэш, – добавила я. – Его выставка внизу просто восхитительна! Еще один потерянный талант. Помнишь его знаменитую фотографию, на которой девушка кланяется пустому концертному залу?
– Да. Сандра Кин.
– Верно, – подтвердила я, тронутая его знаниями. – Есть еще одна прекрасная серия фотографий, которые он сделал с группой No Exit. Сандра Кин была участницей коллектива. У тебя они есть?
– Нет. – Роджер потер подбородок, как будто что-то обдумывал. – Но Ким Нэш Кларк будет сегодня вечером на открытии выставки. Спроси у нее.
– Кларк? – Я уловила смысл его слов. – Ким снова вышла замуж?
– Откуда мне знать? – Роджер смотрел на меня как на сумасшедшую. – Тебя никогда не интересовал музей. Почему вдруг сейчас такое рвение к знаниям?
– Потому что все это связано.
– Я не понимаю. – Роджер ерзал на сиденье, нервно потирая подлокотники. – Дай угадаю: ты стала поклонницей творчества Огюста Маршана? Если ты скажешь это, я отключусь прямо здесь.
– «Босоногая девочка» была написана в тысяча восемьсот девяносто пятом году, а не в девяносто шестом.
Я бросила на Роджера многозначительный взгляд. В темноте я заметила знакомый профиль всех версий художника – Маршана, Билли, Рика, а теперь и Роджера с его большими зелеными глазами. Все они идеально сочетались друг с другом.
– Откуда ты знаешь? – Глаза Роджера расширились от изумления.
– Потому что я там была.
Он засмеялся и покачал головой.
– Хватит шуток, Хелен. Слушай, у меня есть секрет. Ты знаешь, что у меня в коллекции Маршана появилась новая картина? Я никому не показывал. Она пришла на этой неделе.
– Что за картина? – спросила я, наблюдая, как меня убивают в поезде. Мне пришло в голову, что я понятия не имела, чем закончился фильм, потому что Нора никогда не смотрела финал.
– «Джульетта».
Имя как будто ударило меня в живот, и я резко развернулась на стуле.
– Что?
Роджер не понимал значения картины и ее роли во всей этой истории. Она стала искрой, зарождением всего, причиной нашего брака и этого музея.
– Можно я посмотрю?
Роджер выглядел взволнованным.
– Да, она в хранилище. Оценщикам нужно взглянуть на нее, прежде чем я смогу ее повесить.
Последовав за Роджером по коридору, я в последний раз оглянулась. На экране Нора лежала мертвая на полу.
Роджер быстро направился к двери с надписью «Вход только для сотрудников», ведущей в главный коридор хранилища. Он провел картой доступа по считывателю, и мы вошли в подвал. Роджер, похоже, не помнил, что я приходила сюда два дня назад и украла кисть Огюста Маршана.
