Пока Джульетта шла по Парижу к мосту Пон-Неф, она чувствовала, как по ноге стекает влажная липкая жидкость. Был вечер четверга, и на улице никого не было. Джульетта поднялась на каменный мост, заглянула в холодную черную воду. Мост вернет ее в квартиру на Сен-Жермен и к Люсьену, чего она точно не вынесет.
Стоя на мосту в тяжелом платье, она знала, что как только прыгнет, назад дороги не будет. Джульетте показалось, что где-то вдали грохочет фейерверк; она восприняла это как знак.
– Милая, спускайся оттуда, – раздался позади мужской голос. – Позволь мне помочь.
– Non, – отчеканила Джульетта.
А потом произошло нечто любопытное. Возможно, дело было в абсенте, но кончик ее языка начало странно покалывать. Потерев язык о зубы, Джульетта произнесла очень точные слова, очень конкретную формулировку:
– Поворачивайся и уходи прочь. И забудь, что видел меня здесь.
Мужчина засмеялся над этим нелепым предложением, но пока Джульетта стояла на холодных камнях Пон-Неф, смех внезапно прекратился. Она поняла, что незнакомец выполнил приказ. Она была настолько уверена в этом, что даже не потрудилась оглянуться. Вместо этого Джульетта сосредоточилась на грязной, зловонной воде.
Возможно, то были проделки «Зеленой Феи»
[29], но ей вдруг почудилось, что из Сены показалась рука, манящая ее в темноту. Джульетта почувствовала облегчение. Теперь она не будет одна. И с этой утешающей мыслью она наклонилась, чтобы коснуться призрачной ладони.
Глава 16
Хелен Ламберт
Вашингтон, 10 июня 2012 года
Я проснулась вся мокрая, дыша так хрипло, как будто я тонула.
Джульетта прыгнула в Сену. Интересно, есть ли статистические данные о людях, которые утопились под мостом Пон-Неф?.. Схватив телефон, я набрала номер моего проклятого «опекуна», этого демонического чинуши. Тот факт, что часы показывали только пять утра, меня не остановил.
– Ты – чертов ублюдок! Ты ведь знаешь, что ты ублюдок?
– Доброе утро, Хелен, – голос был слабым, дезориентированным, что меня только порадовало. – Да, на дворе пять часов, так что я считаю это утром. А что касается «ублюдка», то ты даже не представляешь, насколько.
Я слышала, как он шаркал.
– И, кстати, я не спал.
– Нет, ты спал.
– Хорошо, спал.
– Ты женился на другой?
– О, так вот зачем ты звонишь. Хочешь, я приеду?
– Нет, не хочу. Я тебя ненавижу. Держись от меня подальше. – Я задумалась, пытаясь вспомнить, что забыла сказать. – Черт.
– Что?
– Хоть ты и сволочь, но нам нужно сегодня встретиться.
– А если я занят?
– Мы оба знаем, что это не так.
– Хорошо, я не занят.
– Я знаю. Забери меня из дома в районе шести. Съездим на вечеринку итальянского художника Джулио Руссо в доме итальянского посла. О, я должна предупредить… Там будет Роджер.
– Что ж, это в корне меняет дело. Я обязательно приеду.
– Она тоже там будет.
– Постарайся ее не убить.
– Очень смешно. Костюм надень.
– Сделаю все, как ты пожелаешь.
– Ты всегда так говоришь. – Я повесила трубку.
Стоял один из прекрасных июньских вечеров, когда удушающая влажность еще не успела охватить город. На холмах в парке Рок-Крик, на двадцати двух гектарах пышных лесных массивов стоял дом итальянского посла, носящий гордое название «Вилла Фиренце». Внутри каменного особняка смешивались два стиля: средиземноморский и эпохи Тюдоров с его замысловатыми деревянными панелями и полами из каменных плит. Из дома открывался великолепный вид на Вашингтон, поэтому прием проходил на сине-зеленой лужайке с видом на лес.
После мучительных размышлений над выбором наряда я решила надеть платье от Александра МакКуина с белым верхом, расклешенными рукавами и черной юбкой с разрезом спереди. Официально эту модель должны были представить публике в будущем году, но мне она досталась раньше – по знакомству; у меня сложились неплохие отношения с командой МакКуина. Ансамбль дополнял широкий ремень из лакированной кожи. Завершал наряд клатч в виде черепа. Мне предстояло впервые встретиться с Роджером и Сарой на публике, и я предпочла быть на этой встрече во всеоружии.
Я переживала из-за Роджера и Сары, но не менее тревожными оказались для меня сильные чувства, которые я испытывала к Люку Варнеру, – человеку, с которым я познакомилась чуть более двух недель назад. Мне казалось, что Джульетта бросилась в Сену только вчера. Предательство Люка до сих пор причиняло боль.
В современном костюме Люк выглядел и чувствовал себя ничуть не хуже, чем в старинном наряде на улицах Парижа 1898 года. Мы покружили вокруг гостей, собравшихся в кучки; учитывая, что Люк Варнер продавал произведения искусства, на этом приеме он очутился в своей стихии.
Почетный гость, Джулио Руссо, был итальянским художником. Его великолепные работы казались мрачными, но романтичными. Каждая картина представляла собой печальный пейзаж, символизирующий потерю – любви, невинности, жизни. Стоя перед полотном Руссо в натуральную величину, вы начинали испытывать подлинную грусть, как будто вас втянули прямо в нарисованную сцену.
Долгие годы Руссо делал себе имя в Европе, но в этом году он начал активно выходить на мировую арт-сцену с выставками в Лондоне и Нью-Йорке. Ужин готовился больше года, и мы с Роджером помогали переманивать Руссо в Вашингтон. Изначально мы хотели пригласить его на один из наших званых обедов, но они закончились вместе с нашим браком. С тех пор «Ганновер» приобрел одну из его работ, и ужин у посла стал официальным ее показом. На картине изображалась девушка, намеревающаяся зайти в озеро. Вопрос заключался в том, что она хотела сделать – искупаться или погрузиться в воду навечно. Зная Руссо, наиболее вероятным исходом было второе.
Я никогда раньше не видела эту работу. После сна о Джульетте портрет заинтересовал меня. На рисунке отчетливо проглядывали отголоски работ Маршана, за исключением того факта, что за красивыми фигурами Руссо всегда скрывалась тьма. Многие из его картин отличали тщательно продуманные декорации, но лица всегда выглядели размытыми, как будто специально, чтобы на первый план выходил зловещий пейзаж.
Сам Руссо с его спутанными черными локонами до плеч и широко раскрытыми карими глазами выглядел вполне под стать своим творениям. Он пришел в гранатово-красном костюме с черными мокасинами от Gucci и в черной рубашке, расстегнутой настолько, чтобы окружающие могли разглядеть большое серебряное распятие на бронзовой коже. Я как раз увлеченно разговаривала с художником, когда вдруг увидела на лужайке Роджера и Сару. Если честно, я почувствовала их даже раньше, чем увидела. Еще до того, как они оказались в поле зрения, рука Люка приобняла меня и легонько коснулась спины. Я знала, что в тот момент он испытывал схожие чувства, и была благодарна ему за поддержку.
