Реджина пропала. И он должен был ее найти.
Она была всего лишь человеком, тем не менее… он чувствовал, что связан с ней. У них была сексуальная связь. Если бы он обладал большей силой или если бы соединявшие их отношения были более прочными, он мог бы использовать это, чтобы отследить ее.
Но ниточка между ними была слишком тонкой, чтобы он мог последовать за ней. В памяти всплыли большие карие глаза и горькая улыбка, смутившая его.
Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.
Его обожгло отчаяние, и, что еще хуже, он ощутил, что в нем зародилось чувство вины. Он мог бы заставить ее изменить свое мнение. Он мог бы сказать ей, пообещать… Что? Она была человеком. Он был селки.
Она пропала.
Он должен найти ее.
— Бабушка говорит, что ты знаешь, где моя мама.
Вздрогнув, Дилан взглянул вниз. Из-за желтой ленты на него хмуро смотрел Ник Бароне: подбородок независимо выставлен вперед («поцелуй меня в задницу!»), но в глазах — неприкрытое страдание. В животе у Дилана заныло.
— Она сама тебе такое сказала? — осторожно спросил он.
— Я слышал, как она говорила это шефу Хантеру. Так ты знаешь? — настаивал Ник. — Знаешь, где моя мама?
— Нет. — Какое плоское и пустое слово! — Но я ее найду.
Обещание, которое он не дал Реджине, было почему-то проще дать этому мальчику. Ее сыну. Ник смотрел на него скептически.
— Как?
— Пока не знаю, — признался Дилан.
Лицо Ника превратилось в вежливую маску ребенка.
— А-а-а… Хорошо. Спасибо.
Мальчишка ему не поверил. А с чего бы ему верить? Нику не нужен был посторонний, который рассказывает, что все будет хорошо. Ему нужна была мама.
Взгляд Дилана устремился в сторону улицы. Желтая лента притягивала к себе столько же народа, сколько и отпугивала. Время шло, расследование и разговоры вокруг него продолжались, однако большинство людей, не задействованных в поисках, постепенно вернулись к своим обычным делам: к покупке продуктов, работе, нормальной жизни.
— Тебе не следует оставаться одному, — сказал Дилан, прекрасно понимая, что это прозвучало как наставление из уст добропорядочного туповатого взрослого. Он решил попробовать еще раз. — Где твоя бабушка? Ник неопределенно подернул плечом.
— Она знает, что ты здесь?
Мальчик опустил глаза.
— Шеф Хантер сказал, что хочет со мной поговорить, — пробормотал он.
Внезапно Дилан увидел себя в четырнадцать лет — испуганного и одинокого, ожидающего в Кэйр Субае, когда его мама вернется из моря домой. Только она уже не пришла. И тогда Конн взял его под свое крыло. Нику тоже нужен кто-то, кому он мог бы доверять, кто мог бы поддержать его, дать ответы на его вопросы.
Кто- то такой, как… Калеб.
— Я сейчас его приведу, — сказал Дилан и нырнул под желтую ленту.
Дилан толкнул дверь в ресторан, и над головой его звякнул колокольчик. Перед одной из кабинок на коленях стоял мужчина в темно-синей куртке полиции штата. Он раздраженно поднял на него глаза.
— Чего вам?
— Мне нужен Калеб.
— У вас есть какая-то информация по этому делу?
— Нет.
— Тогда проваливайте к чертовой матери с места происшествия!
Дилан молча прошел мимо него.
— Эй!
Возглас полицейского догнал его уже в кухне. Там он нашел Калеба, который стоял возле обитой нержавейкой стойки и наблюдал, как еще один мужчина опускает в конверт какой-то блестящий предмет.
Каждая мышца на теле Дилана напряглась.
— Где вы это взяли?
— Тебе это знакомо? — спросил Калеб.
Дилан пристально смотрел на небольшой золотой крестик, поблескивавший на мелкой золотой цепочке. Во рту у него пересохло, в голове шумело.
— Это Реджины. Должно быть, крестик был на ней, когда Иерихон схватил ее. Поэтому у него на руке этот ожог. Где вы его нашли?
— В ведре для швабры, — коротко ответил Калеб. — При первом осмотре я его пропустил.
Второй мужчина быстро взглянул на Дилана, потом на Калеба.
— Кто этот парень и почему ты делишься с ним подробностями дела?
Калеб смутился.
— Мой брат Дилан. Детектив Сэм Рейнолдс из Управления уголовных расследований штата Мэн.
Дилану было все равно, кто это. Шум в голове заглушал все остальное. Он протянул руку к цепочке.
— Дайте ее мне.
— Зачем?
— Он у тебя что, сумасшедший? — спросил Рейнолдс.
— Она носила его постоянно, — сказал Дилан Калебу.
Тотем убитого Христа, ярко сиявший на ее груди, личный оберег, более могущественный, чем чернильный трискелион на коже. Он должен был защитить ее. Вероятно, так и произошло. Но теперь защита с Реджины сорвана, а сама она находится неизвестно где, совсем беззащитная.
Впрочем, не совсем беззащитная, подумал он, вспомнив ее силу воли и острый язык. Тем не менее она оставалась всего лишь человеком и была совсем одна.
Он надеялся, что она одна. Потому что если она в руках демона…
— Это связующее звено, — объяснил он, чувствуя, как по жилам, передаваясь голосу, волнами пульсирует нетерпение. — Я могу использовать крестик, чтобы найти ее. Дайте цепочку мне.
— Не могу, — с сожалением сказал Калеб. — Это вещественное доказательство. Мы пошлем цепочку в криминалистическую лабораторию на обследование, и тогда…
— Цепочка не скажет вам больше того, что вы уже знаете, — сказал Дилан.
Калеб скептически приподнял бровь.
— А тебе скажет?
Дилан выдержал его взгляд и протянул руку.
— Да.
— Нет, — возразил Рейнолдс. — Мы не можем пользоваться услугами какого-то сумасшедшего, даже если он твой брат. Выведи его отсюда к чертовой матери!
Дилан не обратил на его слова внимания. Взгляд его был прикован к брату, в ушах тяжело стучал пульс.
— Хорошо, — сказал Калеб.
И уронил цепочку на ладонь Дилана.
Реджина сжалась в комочек в своей безмолвной темнице внутри скалы. Темнота все-таки не была хуже холода. Темнота не могла убить ее. А холод мог.
Время не стояло на месте. Сколько уже прошло? Несколько минут? Несколько часов?
Вода по- прежнему пропитывала ее волосы, футболку, джинсы. Холод пронизывал ее одежду. Ее кровь. Ее кости.
Гнетущая тишина и безжалостная пустота высасывали из нее энергию. Подавляли дух. Путали мысли.
