Мистер Рэгг радовался затруднительному
положению клиента, как хозяйка радуется обилию овощей, приготовленных для сушки
и соления, прачка — куче грязного белья, мусорщик — виду ведра, из которого
через край сыплется мусор; словом, как всякий мастер радуется случаю приложить
свое уменье к делу.
— Я время от времени захожу сюда, сэр, —
весело сказал мистер Рэгг, — узнать, не предъявлены ли еще новые предписания о
содержании под арестом. От предписаний отбою нет, сэр, — как и следовало
ожидать.
Он говорил так, словно сообщал какую-то весьма
приятную новость, радостно потирая руки и покачивая головой.
— Да, как и следовало ожидать, — повторил
мистер Рэгг. — Просто валом валят со всех сторон. Я уж к вам не захожу, бывая
здесь, знаю, что вы не любите, когда вас беспокоят, а если будет надобность,
всегда можете передать через сторожа, чтобы я зашел. Но я наведываюсь чуть не
каждый день, сэр. Могу ли высказать вам одно соображение, сэр, — вкрадчиво
осведомился мистер Рэгг, — или сейчас это не ко времени?
— Сейчас или в другой раз, не все ли равно для
меня?
— Кхм!.. Общественное мнение, сэр, — сказал
мистер Рэгг, — продолжает интересоваться вами.
— Не сомневаюсь.
— Не кажется ли вам, сэр, — продолжал мистер
Рэгг, еще более вкрадчиво, чем прежде, — не кажется ли вам, что стоило бы уже,
наконец, сделать крохотную уступочку общественному мнению. Всем нам приходится
идти на такие уступки, сэр. Без этого никак нельзя.
— Мне все равно не оправдаться перед
общественным мнением, мистер Рэгг, и я даже не вправе на это рассчитывать
когда-нибудь.
— Не скажите, сэр, не скажите. Перевод в
тюрьму Кингс-Бенч обойдется в сущие пустяки, и если все считают, что там для
вас более подходящее место — почему бы в самом деле…
— Я ведь уже говорил вам, мистер Рэгг, что
предпочитаю остаться здесь, — сказал Артур, — и вы как будто сами признали, что
это дело вкуса.
— Допустим, сэр, допустим! Но хорош ли ваш
вкус, хорош ли ваш вкус? Вот в чем вопрос. — Голос мистера Рэгга зазвучал почти
патетически. — Я бы даже спросил, хорошо ли вы поступаете. У вас серьезное
дело, сэр, и вам не к лицу сидеть здесь, куда может попасть всякий прощелыга,
задолжавший один-два фунта. Совсем не к лицу. Должен вам заметить, сэр, что об
этом говорят повсюду. Не далее, как вчера, я слышал такой разговор в одном
заведении, где собираются джентльмены юридической профессии — я бы даже сказал,
сливки этой профессии, если бы я сам иной раз не заглядывал туда. И должен вам
заметить, мне было неприятно слушать этот разговор. Обидно было за вас. А
сегодня за завтраком моя дочь (всего лишь женщина, как вы вправе заметить, но
обладающая чутьем и даже некоторым личным опытом — я имею в виду дело Рэгг
против Боукинса) — так вот моя дочь выразила свое крайнее изумление по этому
поводу. Перед лицом таких фактов, не говоря уже о невозможности совершенно
пренебрегать общественным мнением, стоило бы, мне кажется, пойти на крохотную
уступочку, хотя бы — ладно, сэр, чтобы не вдаваться в рассуждения, скажу так:
хотя бы из любезности.
Но мысли Артура уже снова вернулись к Крошке
Доррит, и мистер Рэгг так и не дождался ответа.
— Если же говорить обо мне, — снова начал
мистер Рэгг, ободренный молчанием Артура, которое он приписал нерешительности,
вызванной его, мистера Рэгга, красноречием, — то у меня принцип: никогда не
считаться с собой, когда дело касается интересов клиента. Но, зная вас как
человека любезного и обязательного, замечу все же, что мне было бы гораздо
приятнее видеть вас в тюрьме Кингс-Бенч. Ваше разорение произвело шум; я очень
рад, что имею честь состоять вашим поверенным. Но мой авторитет среди коллег и
клиентов значительно возрос бы, если бы вы согласились переменить место
заключения. Впрочем, прошу вас с этим не считаться, сэр. Я лишь констатирую
факт.
Тюремное одиночество уже сделало Кленнэма
настолько рассеянным, он уже так привык обращаться в этих унылых стенах к одной
лишь безмолвной собеседнице, что ему потребовалось некоторое усилие, чтобы
прийти в себя, вспомнить, о чем идет речь, и ответить: «Нет, нет, мое решение
остается прежним. И прошу вас, не будем больше говорить об этом!»
Мистер Рэгг отвечал, не скрывая недовольства и
обиды:
— Как вам угодно, сэр. Я понимаю, что вышел из
рамок своих профессиональных обязанностей, заведя этот разговор. Но мне слишком
часто и от слишком уважаемых людей приходится слышать, что, дескать, добро бы
какой-нибудь иностранец, а уж истинный англичанин не должен унижать дух нации,
оставаясь в Маршалси, когда вольности, завоеванные его славными предками,
позволяют ему беспрепятственно перейти в Кингс-Бенч, — вот я и позволил себе
отступить от правил, чтобы обратить ваше внимание на это обстоятельство. Личного
мнения, — добавил мистер Рэгг, — у меня по данному вопросу нет.
— Тем лучше, — сказал Артур.
— Решительно никакого, сэр, — продолжал мистер
Рэгг. — Если бы у меня было личное мнение, я бы весьма огорчился, увидев, что
джентльмен из высшего круга, верхом на лошади, приезжает к моему клиенту в
подобное место. Но это не мое дело. Если бы у меня было личное мнение, я был бы
рад возможности сообщить другому джентльмену, судя по обличию, военному,
дожидающемуся сейчас в караульне, что мой клиент находится здесь лишь временно
и уже избрал себе другое пристанище. Но так как я всего лишь машина для дачи
деловых советов, меня это, ясно, не касается. Угодно вам принять упомянутого
джентльмена, сэр?
— Вы, кажется, сказали, что он дожидается в
караульне?
— Я действительно позволил себе такую
смелость, сэр. Услышав, что я ваш поверенный, он не захотел мешать исполнению
моих более чем скромных обязанностей. К счастью, — добавил мистер Рэгг
саркастическим тоном, — я не настолько вышел из рамок, чтобы спрашивать этого
джентльмена об его имени.
— Пожалуй, придется принять его, — устало
вздохнул Кленнэм.
— Стало быть, вам угодно, сэр? — подхватил
Рэгг. — Прикажете передать ему об этом, когда я буду проходить через караульню?
Да? Благодарю за честь. Мое почтение, сэр.
И он вышел из комнаты с глубоко оскорбленным
видом.
