— Чтобы поговорить о вас. Она мне сказала:
«Джон, я знаю, что вы достойны доверия, и если вы обещаете заботиться о нем и
помогать ему, когда меня нет, я буду спокойна». Я обещал. И теперь, — заключил
Джон, — я ваш друг навсегда.
Кленнэм, глубоко растроганный, протянул руку
честному малому.
— Погодите, — сказал Джон, разглядывая этУ
руку издали. — Сперва угадайте, что мисс Доррит просила меня передать вам.
Кленнэм с недоумением покачал головой.
— «Скажите ему, — произнес Джон дрожащим, но
внятным голосом, — скажите ему, что его Крошка Доррит любит его и будет любить
вечно». Вот что она просила передать. Оправдал я ее доверие, сэр?
— Да, да, Джон, вполне.
— Вы скажете ей, что я оправдал доверие?
— Скажу непременно.
— Вот моя рука, сэр, — сказал Джон, — и
помните, что я ваш друг навсегда.
Обменявшись с Кленнэмом сердечным
рукопожатием, он так же осторожно спустился с лестницы, прошел в одних чулках по
тюремному двору и выбрался за ворота, где оставил свои башмаки. И будь этот
путь вымощен не каменными плитами, а раскаленным железом, Джон, надо полагать,
так же беззаветно и преданно исполнил бы свой долг.
Глава 30
Близится час
Последний день срока, назначенного Риго,
занялся над тюрьмой Маршалси. Железные брусья ворот, угрюмо черневшие с тех
пор, как ворота захлопнулись за Крошкой Доррит, стали золотыми в сиянии
восходящего солнца. На город, на беспорядочное нагромождение крыш легли длинные
косые лучи, чередуясь с тенями церковных колоколен — тюремная решетка
поднебесного мира.
Никто за весь день не потревожил покоя ветхого
старого обиталища в Сити. Лишь на закате солнца к дому подошли трое, вошли во
двор и направились к крыльцу.
Впереди, с папиросой во рту, шел Риго-Бландуа.
За ним трусил мистер Баптист, не отставая ни на шаг и не спуская с него
бдительного взгляда. Арьергард составлял мистер Панкс, со шляпой под мышкой:
день выдался жаркий, и он решил дать свободу своим непокорным волосам. У
крыльца все трое остановились.
— Эй, полоумные! — сказал Риго, оглянувшись. —
Вы пока не уходите!
— А мы и не собираемся, — сказал мистер Панкс.
Сверкнув на него глазами, Риго взялся за
молоток и постучал. Он изрядно хватил спиртного для воодушевления, и ему не
терпелось поскорей начать игру. Не успел затихнуть грохот первых ударов, как он
уже снова заколотил молотком. Но тут Иеремия Флинтвинч отворил дверь и тем
положил конец забаве. Все трое вошли, стуча ногами по каменным плитам пола. Риго,
оттолкнув мистера Флинтвинча, сразу же устремился наверх. За ним последовали
оба его спутника, за которыми в свою очередь последовал мистер Флинтвинч, и
через минуту вся компания ввалилась в тихую комнату больной. Все в комнате было
как обычно, только одно окно на этот раз оказалось раскрытым, и у этого окна
сидела миссис Эффери и штопала чулок. Все те же предметы размещались на
маленьком столике, все тот же полог свешивался над кроватью, все так же едва
тлел в камине огонь; а сама хозяйка сидела на своем черном катафалкоподобном
диване, прислоняясь спиной к твердому черному валику, удивительно напоминавшему
плаху.
И все же какая-то неуловимая перемена
чувствовалась в комнате, какой-то несвойственный ей дух настороженного
ожидания. Секрет этой перемены трудно было понять — ведь каждая вещь стояла на
своем месте, определенном с незапамятных времен; и только внимательный взгляд
на хозяйку мог открыть этот секрет постороннему наблюдателю, да и то лишь
такому, который хорошо знал ее раньше. Хотя в ее неизменном черном платье не
сместилась ни одна складка, хотя ее поза была так же неизменна, как и платье —
чуть более суровый взгляд, чуть энергичней сдвинутые брови сообщали что-то
новое не только выражению ее лица, но и всему, что ее окружало.
— А это что за люди? — спросила она с
удивлением при виде спутников мсье Риго. — Что им здесь нужно?
— Что это за люди, хотите вы знать, сударыня?
— подхватил Риго. — Клянусь богом, это друзья вашего сынка-арестанта. Что им
здесь нужно, хотите вы знать? Клянусь дьяволом, сударыня, мне это неизвестно.
Спросите лучше их самих.
— Да вы ведь только что просили нас не
уходить, — сказал ему мистер Панкс.
— А вы ведь отвечали, что и не собираетесь, —
возразил Риго. — Короче говоря, сударыня, позвольте представить вам двух ищеек
— двоих полоумных, которых ваш сынок-арестант натравил на меня. Если вы
желаете, чтобы они присутствовали при нашей беседе — сделайте одолжение. Мне
они не мешают.
— С какой стати мне желать этого, — сказала
миссис Кленнэм. — Что у меня общего с ними?
— В таком случае, сударыня, — сказал Риго, так
грузно плюхнувшись в кресло, что даже пол затрясся, — можете их прогнать. Меня
это не касается. Это не мои друзья и не мои ищейки.
— Слушайте вы, Панкс, — сказала миссис
Кленнэм, грозно нахмурив лоб. — Вы служите у мистера Кэсби. Вот и занимайтесь
делами своего хозяина. Ступайте! И этого человека тоже уведите отсюда.
— Покорно благодарю, сударыня, — отвечал
Панкс. — Рад заметить, что ничего против этого не имею. Мы сделали для мистера
Кленнэма все, что обещали сделать. Мистер Кленнэм очень беспокоился (особенно
после того как угодил в тюрьму), насчет того, чтобы разыскать этого симпатичного
джентльмена и доставить его туда, откуда он так таинственно исчез. Ну вот, он
перед вами. Но мое мнение, которое я могу высказать этому красавчику в лицо, —
добавил мистер Панкс, — что мир бы не много потерял, если б он и вовсе не
нашелся.
— Вашего мнения никто не спрашивает, — сказала
миссис Кленнэм. — Ступайте.
— Сожалею, что должен оставить вас в таком
дурном обществе, сударыня, — сказал Панкс, — сожалею также, что мистер Кленнэм
лишен возможности присутствовать здесь. Тем более по моей вине.
— Вы хотите сказать, по своей вине, —
поправила миссис Кленнэм.
