Мадемуазель несколько замешкалась с ответом,
как будто была еще не слишком сильна во французском языке. Но за нее
подтвердила миссис Дженерал.
— Спросите, много она народу спасла, эта
собака? — сказал по-английски молодой человек, недавно потерпевший афронт.
Но переводить вопрос не понадобилось. Хозяин
тотчас же отвечал по-французски:
— Нет. Никого.
— А почему? — спросил тот же молодой человек.
— Простите, — степенно ответил хозяин. — Будь
у нее случай, она, без сомнения, не отстала бы от других. Вот, например, —
продолжал он с улыбкой, разрезая телятину, — если бы вы, мсье, предоставили ей
такой случай, я уверен, она с большим усердием бросилась бы исполнять свой
долг.
Художник расхохотался. Общительный
путешественник (весьма рьяно заботившийся о том, как бы не упустить чего-нибудь
из своей доли ужина) вытер кусочком хлеба усы, на которых повисли капельки
вина, и примкнул к разговору.
— У вас сейчас, верно, все меньше проезжающих,
святой отец, — сказал он. — Сезон ведь уже кончается, не так ли?
— Да, сезон кончается. Еще каких-нибудь
две-три недели, и мы останемся одни со снежными метелями.
— Вот тогда-то, — продолжал общительный
путешественник, — собакам будет работа, выгребать из-под снега замерзших
младенцев, как на картинках.
— Простите, — переспросил хозяин, не поняв
сказанного. — Почему — собакам будет работа выгребать из-под снега замерзших
младенцев, как на картинках?
Но прежде чем он успел получить ответ, в
разговор снова вмешался художник.
— Вам разве неизвестно, — хладнокровно спросил
он своего спутника, сидевшего напротив, — что в зимнее время сюда никто не
заходит, кроме контрабандистов?
— Черт возьми! Я этого не знал!
— Да вот, представьте себе. Для путников
подобного рода этот монастырь — неоценимое пристанище, но так как они отлично
разбираются в предвестьях непогоды, то собакам с ними делать нечего — недаром
порода сенбернаров почти вывелась. А детишек своих, я слыхал, контрабандисты
все больше оставляют дома. Но сама идея великолепна! — вскричал художник,
неожиданно воодушевляясь. — Прекрасная, возвышенная идея! Клянусь Юпитером,
нельзя удержаться от слез, размышляя об этом! — И он преспокойно занялся своей
телятиной.
Насмешливое противоречие, заключенное в этой
тираде, могло бы кой-кому показаться обидным, но произнесена она была таким
естественным и непринужденным тоном, а жало насмешки запрятано так искусно, что
человеку, недостаточно владеющему английским языком, очень трудно было уловить
истинный смысл, а даже и уловив, обидеться на этого джентльмена со столь приятными
манерами и привлекательной наружностью. Покончив с телятиной среди общего
молчания, джентльмен снова обратился к своему визави.
— Взгляните, — сказал он все таким же тоном, —
взгляните на нашего любезного хозяина, который еще не достиг даже расцвета лет.
Как изысканно вежливо, с каким благородством и с какой скромностью он
возглавляет нашу трапезу! Манеры, достойные короля! Отобедайте у лондонского
лорд-мэра (если вас туда пригласят), и вы сразу почувствуете разницу. И вот
этот очаровательный юноша с точеными чертами лица — редко удается встретить
такой безукоризненный профиль! — бросает мирскую жизнь с ее трудами и заботами
и забирается сюда, в заоблачную высь, единственно ради того (если не считать
удовольствия, которое, я надеюсь, ему доставляет отличная монастырская пища),
чтобы предоставлять здесь приют жалким бездельникам вроде нас с вами, полагаясь
на нашу совесть в отношении платы! Разве не достойна восхищения такая жертва?
Неужели мы так черствы, что не почувствуем себя растроганными? И если за восемь
или девять месяцев из двенадцати ни один обессиленный путник не ухватится за
мохнатую шею умнейшей собаки на свете, склонившейся над ним с деревянной
фляжкой на ошейнике, — следует ли отсюда, что мы должны унижать это заведение
злословием? Нет! Да хранит его бог! Это прекрасное заведение, замечательное
заведение!
Седовласый джентльмен, возглавлявший
многолюдную Экспедицию, весь надулся, словно в знак протеста против того, что и
его причислили к жалким бездельникам. Не успел художник кончить свою речь, как
он заговорил, с величественным апломбом человека, привыкшего руководить, и лишь
на время уклонившегося от этой почетной обязанности.
Обращаясь к монаху, он выразил мнение, что
жизнь здесь, на вершине горы, зимой очень уныла и тягостна.
Монах согласился с мсье, что эта жизнь не
отличается разнообразием. В течение долгих зимних месяцев трудно дышать. Холода
очень суровые. Нужно быть молодым и здоровым, чтобы переносить все это. Но
когда ты молод и здоров, то с благословения божьего…
— Да, да, все это понятно. Но жить взаперти
все-таки тяжело, — заметил седовласый джентльмен.
Так ведь и в самую ненастную пору выдаются
дни, когда можно выйти погулять. Монахи обычно протаптывают дорожки в снегу и
ходят по ним для моциона.
— А пространство, — не унимался седовласый
джентльмен. — Такое тесное. Такое — кха — замкнутое.
Мсье упускает из виду, что приходится еще
наведываться в убежища, и туда тоже проложены в снегу тропки.
Но мсье стоял на своем: все-таки пространство
уж очень — кха-кхм — ограниченно. И потом — всегда видишь перед собой одно и то
же, одно и то же.
Монах слегка пожал плечами, с тонкой улыбкой.
Это, конечно, справедливо, но он хотел бы заметить, что очень многое тут
зависит от точки зрения. Мсье и он смотрят на скучную здешнюю жизнь с разных
точек зрения. Мсье никогда не приходилось жить взаперти.
— Мне — кха — да, само собой разумеется, —
отвечал седовласый джентльмен. Он был, казалось, сражен силой Этого довода.
Мсье, как английский турист, располагает всем,
что может сделать путешествие приятным; у него есть деньги, экипажи, прислуга…
— Да, да, без сомнения. Именно так, —
подтвердил джентльмен.
Мсье, разумеется, трудно войти в положение
человека, который не властен сказать себе: завтра я пойду туда, а послезавтра —
сюда, эта преграда мне мешает, так я обойду ее, мне здесь тесно, так я выйду
туда, где просторнее. И мсье, вероятно, не представляет себе, что ко всему
можно приспособиться, если необходимость заставит.
— Вы правы, — сказал мсье. — Но — кха —
довольно об этом. То, что вы сказали, совершенно — кхм — верно; я в этом не
сомневаюсь. И вопрос исчерпан.
