— Давай поговорим об этом.
— Охотно, милочка, — согласилась Фанни,
вытирая слезы. — Поговорим. Я уже вполне успокоилась и готова выслушать твой
совет. Ведь ты не откажешь мне в совете, моя милая сестренка?
Даже Эми не удержалась от улыбки, услыхав такие
слова, но, однако, поспешила ответить:
— Разумеется, Фанни, не знаю только, смогу ли
я.
— Благодарю, душенька, — сказала Фанни,
обнимая ее. — Ты мой якорь спасения.
Горячо поцеловав упомянутый якорь, Фанни взяла
со столика флакон с туалетной водой и приказала горничной подать батистовый
платочек. После этого она отпустила горничную спать и приготовилась внимать
советам, время от времени освежая лоб и веки туалетной водой.
— Сокровище мое, — начала Фанни, — мы с тобой
настолько различны по характеру и по взглядам (поцелуй меня еще разочек,
душенька!), что я не удивлюсь, если тебе покажется странным то, что я хочу
сказать. А хочу я сказать вот что: несмотря на все наше богатство, милая Эми,
нам приходится, в смысле светской жизни, плыть против течения. Ты меня не
совсем понимаешь, дружок?
— Я уверена, что пойму, когда послушаю еще
немножко, — кротко отвечала 3ми-
— Я говорю о том, милочка, что мы все-таки
пришлецы в высшем обществе.
— Глядя на тебя, Фанни, — возразила Крошка
Доррит, исполненная неподдельного восхищения, — никто этого не подумает.
— Ну, может быть, ты и права, душенька, —
сказала Фанни, — во всяком случае, с твоей стороны очень мило и великодушно так
говорить, мой ангел. — Она смочила сестре лоб туалетной водой, а затем слегка
подула на него. — Впрочем, всем известно, что другого такого золотого сердечка
не найти на свете. Но вернемся к делу, милочка. У нашего папы и манеры и
воспитание настоящего джентльмена, однако чем-то он чуть-чуть отличается от
других джентльменов такого же положения. Отчасти тут сказываются все несчастья,
перенесенные бедняжкой, а отчасти, пожалуй, и то, что, с кем бы он ни говорил,
ему все кажется, будто собеседник знает его прошлое и думает об этом. Что же
касается дяди, так он вовсе не презентабелен. Я нежно люблю этого доброго
старичка, но в обществе ему решительно нельзя появляться. Эдвард — ужасный мот
и кутила. Не хочу сказать, что такой образ жизни недостоин джентльмена —
напротив! — но он это делает без настоящего уменья, и приобретенная им
репутация шалопая не стоит, если можно так выразиться, тех денег, которые ради
нее тратятся.
— Бедный Эдвард! — вздохнула Крошка Доррит,
вложив в этот вздох всю историю семьи.
— И бедная Эми, и бедная Фанни тоже! — с
запальчивостью подхватила старшая сестра. — Еще бы! Если к тому же вспомнить,
что у нас нет матери, но зато имеется миссис Дженерал! А она из тех кошек,
которым, вопреки пословице, перчатки не мешают ловить мышей. Даю голову на
отсечение, что эта женщина будет нашей мачехой.
— Мне, право, не верится, Фанни… Но Фанни не
дала ей договорить.
— Пожалуйста, не спорь со мной, — сказала она.
— Я лучше знаю. — И чтобы загладить резкость своего тона. Фанни снова принялась
смачивать сестре лоб и дуть на него. — Но мы опять уклонились, милочка. Вопрос,
стало быть, вот в чем: не следует ли мне (ты знаешь, что я горда и своенравна,
Эми, пожалуй, даже слишком) — не следует ли мне взять на себя обязанность
упрочить положение семьи?
— Каким образом? — с тревогой спросила Крошка
Доррит.
— Я не потерплю, — продолжала Фанни, оставив
ее вопрос без ответа, — чтобы миссис Дженерал разыгрывала со мною маменьку; я
также ни при каких условиях ее потерплю, чтобы миссис Мердл оказывала мне
покровительство или помыкала мной.
Младшая сестра, тревога которой все росла,
взяла старшую за руку, державшую флакон с туалетной водой. Фанни, с
ожесточением тыча себя в лоб платком, взволнованно продолжала:
— Никто не может отрицать, что тем или иным
путем (совершенно неважно, каким) он теперь достиг отличного положения. Никто
не может отрицать, что он принадлежит к самым высоким кругам общества. А что
касается ума, так, право, я не уверена, что мне нужен умный муж. Я не умею
подчиняться. Я никогда не могла бы признать чье-то превосходство над собой.
— Фанни, милая Фанни! — воскликнула Крошка
Доррит, с ужасом начиная понимать, к чему клонит сестра. — Если бы ты
кого-нибудь любила, у тебя не было бы таких мыслей. Если бы ты кого-нибудь
любила, ты бы забывала о себе, ты бы только о нем и думала, только им и жила.
Если бы ты любила, Фанни…
Фанни отняла платок от лба и внимательно
посмотрела на сестру.
— Вот как! — воскликнула она. — Скажите
пожалуйста! И откуда это некоторые особы так хорошо разбираются в некоторых
вещах? Говорят, у каждого есть свой конек, уж не напала ли я случайно на
твоего? Ну, ну, я пошутила, котеночек. — Она потянулась с платком ко лбу
сестры. — А ты не будь глупенькой, моя малышка, и не говори красивых и
возвышенных слов о том, чего не может быть. Ладно! Вернемся к нашему разговору.
— Дорогая Фанни, прежде позволь мне сказать,
что для меня было бы легче снова терпеть нужду и трудиться ради куска хлеба,
чем знать, что ты живешь в богатстве замужем за мистером Спарклером.
— Позволить тебе сказать, душенька? —
возразила Фанни. — Конечно же, ты можешь говорить все что угодно. Надеюсь, тебе
не кажется, что тебя принуждают к чему-то. Мы ведь решили все обсудить и обо
всем потолковать. Что же до мистера Спарклера, милочка, то я ведь сегодня еще
не выхожу за него, и завтра тоже нет.
— Но когда-нибудь выйдешь?
— Пока не собираюсь, — равнодушно отвечала
Фанни. И тут же ее равнодушие сменилось почти лихорадочным беспокойством, и она
добавила: — Вот ты все говоришь об умных людях, малышка. На словах это очень
хорошо получается, да где они, твои умные люди? Я что-то их не вижу около себя.
— Милая Фанни, за такой короткий срок…
— Короткий или долгий, не все ли равно, —
перебила Фанни. — Мне надоело находиться в каком-то двусмысленном положении.
Меня это положение злит, и я уже почти решила изменить его. Других девушек,
которые иначе росли и воспитывались, мои слова и поступки, пожалуй, удивили бы.
Что ж, пусть удивляются. У них свой путь, сообразный с их характером и
привычками; у меня свой.
— Фанни, милая Фанни, ты знаешь сама, что достойна
не такого мужа, как мистер Спарклер.
— Эми, милая Эми, — передразнила старшая
сестра, — я прежде всего знаю, что мне требуется более твердое и определенное
положение, чтобы я могла сбить спесь с этой наглой женщины.
