— Тысячу раз прошу мистера Доррита извинить
меня, и то еще мало за такое бесцеремонное вторжение, представляю, как это
должно показаться рискованно со стороны дамы, да еще одной, без провожатых, но
я решила, что как это ни затруднительно и даже неловко, а все-таки будет лучше,
хотя, разумеется, тетушка мистера Ф. с удовольствием бы мне сопутствовала, и
несомненно произвела бы на вас впечатление силой своего ума и характера, тем
более вам столько пришлось испытать превратностей судьбы, а этим приобретается
жизненный опыт, вот и мистер Ф. всегда говорил, хоть он и получил хорошее
образование, недалеко от Блекхита
[42],
целых восемьдесят гиней в год, немалые
деньги для родителей, да еще и со своим прибором, который потом обратно не
выдается, дело тут не в цене, но надо же иметь совесть, вот он и говорил, что
когда стал ездить коммивояжером по продаже чего-то такого, на что никто и
смотреть не хотел, а не то, что покупать, условия, правда, самые выгодные, но
это все было еще задолго до виноторговли, так по его словам за первый год он
большему выучился, чем за все шесть лет в этом своем блекхитском заведении,
даром что тамошний директор вышел из Оксфорда, хотя раз уж он оттуда вышел, так
что толку говорить об этом! я признаться не понимаю, но простите, я, кажется,
немножко отвлеклась.
Мистер Доррит, словно вросши в ковер, являл
собою нечто вроде статуи Изумления.
— Вы не подумайте, я ни на что не претендую, —
продолжала Флора, — просто я хорошо знала милую крошку, впрочем в ее нынешнем
положении это можно счесть за неуместную фамильярность, но поверьте я далека от
подобной мысли, да и полкроны в день не бог весть какая щедрая плата при таких
золотых пальчиках, скорей напротив, а унизительного тут ничего нет, разумеется,
нет, всякий труд своих денег стоит, и что до меня, так я от души хотела бы,
чтобы те, кто трудится, получали этих денег побольше, и почаще бы ели мясо, и
не маялись, бы, бедняги, ревматизмом в спине и в ногах.
— Сударыня, — с усилием выговорил мистер
Доррит, воспользовавшись мгновением, когда неутешная вдова мистера Финчинга
остановилась, чтобы перевести дух, — сударыня, — повторил он, покраснев до
корней волос, — если я вас правильно понял, вы намекаете на какое-то — кха —
какие-то давнишние обстоятельства в жизни одной из моих дочерей, связанные с —
кхм — поденной платой. Прошу вас иметь в виду, сударыня, что этот факт, если —
кха — это действительно факт, мне совершенно не был известен. Кхм. Я бы никогда
ничего подобного не допустил. Кха. Ни в коем случае!
— Не стоит больше говорить об этом, —
возразила Флора, — если я и завела разговор, так только в надежде, что он мне
заменит рекомендательное письмо к вам, но насчет того, факт или не факт, так вы
не беспокойтесь, доказательством вот это платье, которое и сейчас на мне,
взгляните, какая отличная работа, хотя, конечно, фасон бы выиграл на более
стройной фигуре, я чересчур уж полна, но просто ума не приложу, что мне делать,
чтобы похудеть, ах простите, опять я не о том.
Мистер Доррит, как манекен, отступил на шаг и
сел в кресло, а Флора подкупаюше улыбнулась ему и, вертя в руках зонтик,
понеслась дальше.
— Я бы никогда не отважилась, — говорила
Флора, — но ведь это в моем доме, или во всяком случае в папашином доме, он
правда не куплен, но взят в долгосрочную аренду, и за номинальную плату, так
что это все равно, милая крошка упала в обморок, вся холодная и бледная, в то
утро, когда Артур — безрассудная привычка юности, мистер Кленнэм куда уместнее
при нынешних обстоятельствах, тем более в разговоре с посторонним лицом, да еще
столь высокопоставленным — сообщил ей радостное известие, принесенное человеком
по фамилии Панкс.
Услышав эти два имени, мистер Доррит
нахмурился, посмотрел на гостью, снова нахмурился, в нерешительности поднес к
губам пальцы, как делал когда-то, много лет тому назад, и, наконец, произнес:
— Быть может, вы — кха — изложите мне свою
надобность, сударыня?
— Мистер Доррит, — сказала Флора, — вы очень
добры, что просите меня об этом. Да меня и не удивляет ваша доброта, я сразу
заметила сходство, конечно, осанка и телосложение и все прочее, но все-таки
сходство есть, а что до причин, побудивших меня вторгнуться, то ни одна живая
душа от меня об этом не слыхала, а уж меньше всех Артур — простите, Дойс и
Кленнэм, то есть я хочу сказать только Кленнэм без Дойса — но для того, чтобы
спасти этого человека, связанного золотой цепью воспоминаний с той счастливой
порой, когда все вокруг растворялось в блаженстве, я готова дать королевский
выкуп, не знаю, правда, точно, сколько это составит, но хочу сказать, что
готова отдать все, что имею, и даже больше.
Мистер Доррит остался безучастным к глубокому
чувству, с которым были произнесены последние слова, и только повторил:
— Прошу вас изложить вашу надобность,
сударыня.
— Я понимаю, это не слишком вероятно, —
сказала Флора, — однако же возможно, а раз это возможно, то, прочитавши в
газетах, что вы приехали из Италии и скоро туда возвращаетесь, я тотчас же
сказала себе, попытка не пытка, а вдруг да случится встретить его или услыхать
про него, какая была бы удача и радость для всех.
— Позвольте, позвольте, сударыня, — сказал
мистер Доррит, чувствуя, как у него в голове все идет кругом, — о ком,
собственно, вы изволите говорить — кха — о ком? — чуть ли не выкрикнул он, уже
в полном отчаянии.
— О приезжем из Италии, который пропал без
вести, вы, конечно, читали про это в газетах, как и я сама, хотя есть и другой
источник по фамилии Панкс, откуда и известно, какие чудовищные слухи распускают
некоторые злые люди, должно быть по себе судят, и в какой тревоге и негодовании
находится бедный Артур — Дойс и Кленнэм — это просто выше моих сил.
К счастью для мистера Доррита — ибо в
противном случае ему так и не удалось бы получить вразумительное объяснение, —
он ничего не читал и не слышал об упомянутом происшествии. А потому миссис
Финчинг, без конца извиняясь за промедление, вызванное тем, что не так-то легко
добраться до кармана в бесчисленных складках и сборках ее платья, извлекла,
наконец, полицейскую афишку, в которой говорилось, что некий иностранец по
фамилии Бландуа, недавно прибывший из Венеции, в ночь на такое-то число
бесследно исчез в таком-то квартале лондонского Сити при обстоятельствах,
оставшихся невыясненными; известно только, что в таком-то часу он вошел в такой-то
дом, что, по свидетельству обитателей этого дома, он оттуда вышел за столько-то
минут до полуночи и что с той поры его никто не видел. Мистер Доррит с большим
вниманием прочитал это, останавливаясь на всех подробностях, касавшихся места и
времени, и особенно на описании примет таинственно исчезнувшего незнакомца.
