Она решительно не желала вступать ни в какие
объяснения, и, зная ее непреклонный характер, он мог только сокрушаться о своем
бессилии. Это было похоже на ночной кошмар: чувствовать, что над матерью и над
памятью отца нависла угроза разоблачения и позора, и словно упираться в глухую
стену, которая преграждает ему путь и мешает прийти к ним на помощь. Он
вернулся на родину, имея перед собой твердую цель, о которой с тех пор никогда
не забывал; и вот сейчас, когда осуществить эту цель было особенно важно, все
разбивалось о непоколебимое упорство его матери. Его воля, энергия, деньги,
кредит, все доступные ему средства оказывались бесполезны. Обладай она, подобно
сказочному чудовищу, властью обращать в камень каждого, кто осмелится на нее
посмотреть, она не могла бы парализовать его больше, чем теперь, когда в
полутьме мрачной комнаты устремляла на него свой суровый взгляд — так по
крайней мере казалось ему в его душевном смятении.
Но рассказ Кавалетто, пролив новый зловещий
свет на все, пробудил его к действию. Убежденный в правоте своей цели,
подгоняемый ощущением грозящей опасности, он решил, если мать и дальше будет
упорствовать, попытать счастья с Эффери. Может быть, удастся заставить ее
разговориться и приподнять завесу тайны, окутавшей дом, и это поможет ему выйти
из состояния столбняка, с каждым часом становящегося мучительней. Таков был
итог целого дня тяжелых раздумий, и таково было решение, исполнять которое он
отправился на исходе этого дня.
Первая неудача ожидала его, как только он
подошел к дому: дверь дома оказалась открытой, и на крыльце стоял мистер
Флинтвинч, попыхивая трубкой. Если бы судьба благоприятствовала его планам,
дверь по обыкновению была бы заперта, и отворить вышла бы миссис Эффери. Но судьба
явно не благоприятствовала, и потому дверь против обыкновения оказалась
открытой, а на крыльце стоял мистер Флинтвинч, попыхивая трубкой.
— Добрый вечер, — сказал Артур.
— Добрый вечер, — отозвался мистер Флинтвинч.
Дым выходил изо рта мистера Флинтвинча кривой
струйкой, словно пропутешествовал по всей его скособоченной фигуре, прежде чем
вырваться наружу и смешаться с дымом кривых труб и туманом, клубившимся над
кривыми излучинами реки.
— Какие новости? — спросил Артур.
— Никаких новостей, — отвечал Иеремия.
— Я имею в виду иностранца, — пояснил Артур.
— И я имею в виду иностранца, — сказал
Иеремия.
Скривленная набок голова и концы галстука,
торчавшие под самым ухом, придавали ему такой зловещий вид, что у Кленнэма не в
первый раз шевельнулась мысль: уж не Флинтвинч ли покончил с Бландуа, сведя
какие-то старые счеты? Уж не его ли тайна оберегалась здесь, не его ли
благополучие было под угрозой? Малорослый и скрюченный, он едва ли обладал
большой силой; но при этом был крепок, как старый дуб, и хитер, как сорока.
Такому ничего не стоило при желании разделаться с врагом, даже если враг был
много моложе и сильнее; он мог, зайдя сзади, нанести роковой удар, и никто в
этой глуши, в ночной час не помешал бы ему это сделать.
Покуда все эти мысли проносились у Кленнэма в
голове, не затемняя той главной, которая его никогда не покидала, мистер
Флинтвинч курил, закрыв один глаз, а другим поглядывая на стену
противоположного дома, и при этом у него было такое зверское выражение лица,
словно он не наслаждался курением, а силился перегрызть мундштук трубки. Но на
самом деле он наслаждался — по-своему.
— Следующий раз вы легко сможете нарисовать
мой портрет, Артур, — сухо заметил мистер Флинтвинч, наклоняясь, чтобы
выколотить из трубки пепел.
Артур смутился и попросил извинить его, если
он чересчур пристально смотрел на мистера Флинтвинча.
— Я до того взволнован всей этой историей, —
сказал он, — что просто себя не помню.
— Хм! А собственно говоря, — сказал мистер
Флинтвинч невозмутимо, — что вам-то за дело до этого?
— Мне?
— Вам, — ответил мистер Флинтвинч так коротко
и отрывисто, словно принадлежал к собачьей породе и цапнул Артура за руку.
— А эти объявления, расклеенные на всех углах?
А то, что имя и адрес моей матери связывается со столь подозрительным
происшествием — это все для меня ничего не значит, по-вашему!
— Не вижу, — возразил мистер Флинтвинч,
принимаясь скрести свою колючую щеку, — не вижу, почему это должно для вас
значить особенно много. Но я вижу другое, Артур, — он поднял глаза, — я вижу
свет в окнах у вашей матери.
— Что же из этого?
— А то, сэр, — отвечал Иеремия, ввинчиваясь в
него, — что при свете думать виднее; вот я и думаю, что если по пословице не
стоит трогать спящую собаку, то и ловить бежавшую собаку, пожалуй, тоже не
стоит. Пусть бегает. Придет время, сама объявится.
С последней сентенцией мистер Флинтвич
повернулся на каблуках и вошел в темные сени. Кленнэм, следуя за ним взглядом,
видел, как он прошел в маленькую комнатку направо от двери, долго чиркал там
спичками и, наконец, засветил тусклую лампу, висевшую на стене. И все что время
Кленнэм рисовал себе — верней, чья-то невидимая рука словно бы рисовала ему —
различные способы, которыми мистер Флинтвинч мог совершить свое черное дело и
скрыть потом следы под покровом царившего вокруг мрака.
— Ну, сэр, — нетерпеливо сказал Иеремия, — что
же вы не подниметесь наверх?
— Матушка одна, я полагаю?
— Нет, не одна, — сказал мистер Флинтвинч. — У
нее мистер Кэсби с дочерью. Я тут курил, когда они пришли, и остался, чтобы
докурить трубку.
Вторая неудача. Артур отметил это про себя, но
вслух ничего не сказал и пошел наверх, в комнату матери, где мистер Кэсби и
Флора только что кончили пить чай и кушать горячие гренки с маринованными
анчоусами. Следы этого пиршества еще видны были на столе и на раскрасневшейся
от огня физиономии Эффери, которая, стоя с длинной вилкой в руке, напоминала
собой аллегорическую фигуру, только, в отличие от большинства подобных фигур,
смысл аллегории был здесь совершенно понятен.
Шляпка и шаль Флоры, аккуратно разложенные на
кровати, свидетельствовали о ее намерении не торопиться с уходом. Мистер Кэсби
благодушествовал в кресле у камина, выпуклости его лба блестели, как будто
сквозь патриарший череп просачивалось масло гренков, а лицо было кирпичного
цвета, словно патриаршие щеки окрасились маринадом. Видя по всему, что визит
угрожает затянуться, Артур решил не откладывать разговора с матерью.
