Однако даже улучить подходящую минуту для
такого обращения оказалось почти неразрешимой задачей. Умники держали миссис
Эффери в полном порабощении, и к тому же следили за ней в четыре глаза; а так
как она до смерти боялась сделать лишний шаг по дому, то поговорить с нею
наедине не было никакой надежды. В довершение же всего миссис Эффери (должно
быть, с помощью неопровержимых аргументов своего супруга и повелителя)
приобрела уверенность в том, что раскрывать рот для нее при любых
обстоятельствах небезопасно, а потому предпочитала держаться в уголке,
благодаря своему аллегорическому орудию сохраняя неприступность. В тех случаях,
когда Флора или сам бутылочно-зеленый патриарх обращались к ней с какими-нибудь
словами, она молча отмахивалась вилкой, точно немая.
После нескольких бесплодных попыток привлечь
внимание Эффери, пока она убирала со стола и мыла посуду, у Артура возник
хитроумный план, осуществить который он решил с помощью Флоры. В соответствии с
этим решением он наклонился к ней и шепнул: «Скажите, что вам хочется осмотреть
дом».
Бедняжка Флора, всегда волнуемая сладостным
ожиданием, что Кленнэм снова безумно влюбится в нее со всем пылом вернувшейся
молодости, пришла в полный восторг от этой просьбы, видя в ней первый шаг к
интимной беседе, в ходе которой воспоследует изъяснение чувств. Таинственный
шепот, которым просьба была высказана, придавал ей дополнительную прелесть, и
Флора тотчас взыграла.
— Подумать только, миссис Кленнэм, что эта
милая старая комната совсем такая, как была, — сказала она, оглядываясь по
сторонам, — разве только еще больше закоптилась с годами, но что ж поделаешь,
таков наш общий удел и хочешь не хочешь, а приходится мириться, мирюсь же я,
правда, я не закоптилась, а растолстела до невозможности, но это все равно,
даже еще хуже, как вспомню то время, когда, бывало, папаша приводил меня сюда,
этакую кроху, замерзшую-перезамерзшую, и я сидела на стуле с ногами на
перекладине и во все глаза смотрела на Артура, — ах, простите, мистера Кленнэма
— а он и сам был такая же кроха только в курточке с воротничком, а мистер Ф. со
своими ухаживаниями еще только мелькал смутной тенью на горизонте, вроде
знаменитого привидения в каком-то немецком замке, не помню, где именно, но
начинается на Б, вот нравственный урок, который напоминает, что все жизненные
пути похожи на те дороги на севере Англии, где копают уголь и делают железо и
все кругом засыпано пеплом, так что даже на зубах хрустит.
Вздохнув в знак скорби о бренности
человеческого существования, Флора сразу заторопилась дальше.
— Разумеется, — продолжала она, — веселым этот
дом никогда не был, этого о нем и злейший враг не скажет, да и при чем тут
веселье, но впечатление он всегда производил внушительное, я, например, с
нежностью вспоминаю один случай, мы еще тогда были наивные дети, и вот Артур —
сила привычки — мистер Кленнэм — повел меня вниз, в бывшую кухню, совсем
зеленую от сырости, и предложил, что запрет меня там на всю жизнь, и станет
кормить тем, что удастся припрятать от обеда, или сухим хлебом, если будет
наказан, что в те лучезарные дни случалось довольно часто, не покажется ли
бесцеремонным с моей стороны, если я попрошу позволения пройтись по дому,
взглянуть на места, с которыми связано столько трогательных воспоминаний?
Миссис Кленнэм не слишком ценила добрые
побуждения, вызвавшие визит Флоры, хотя этот визит (во всяком случае до
неожиданного появления Артура) был, несомненно, актом бескорыстной доброты;
однако же она отвечала, что дом весь открыт для гостьи.
Флора встала и оглянулась на Артура. — С
удовольствием, — поспешил он ответить на это безмолвное приглашение, — а
Эффери, я думаю, не откажется посветить нам.
Эффери взмолилась было: «Ой, не надо меня ни о
чем просить, Артур!» — но мистер Флинтвинч сразу же прикрикнул: «Это почему же?
Эффери, старуха, что ты еще выдумала? Смотри у меня, кляча!» — после какового
дружеского увещания она неохотно вышла из угла, отдала свою вилку любезному
супругу и в обмен получила от него свечу.
— Ступай вперед, дура! — сказал Иеремия. — Вы
сперва наверх или вниз хотите идти, миссис Финчинг? Флора ответила: «Вниз».
— Стало быть, спускайся вниз, Эффери, — сказал
Иеремия. — Да хорошенько делай свое дело, не то я скачусь по перилам прямо на
тебя!
Эффери возглавляла исследовательскую партию, а
Иеремия замыкал ее. Он явно не намерен был от них отставать. Оглянувшись и
увидев, как он спокойно и деловито спускается с лестницы ступеньки на две или
на три позади, Кленнэм шепнул Флоре: «Неужели мы так и не избавимся от него?» Флора
поспешила его успокоить: «Ничего, Артур, будь это кто-нибудь чужой или просто
кто-нибудь помоложе, я бы, конечно, и мысли не допустила, но он другое дело,
так что хоть это и не совсем прилично, можете обнять меня, если уж вам так
хочется, только не слишком крепко».
Не найдя в себе духу объяснить, что у него
вовсе не то было в мыслях, Артур обвил рукой талию Флоры. «Ах, бог мой, —
сказала она, — какой вы послушный, и как это деликатно и благородно с вашей
стороны, но так уж и быть, если вам очень хочется прижать меня чуть-чуть
покрепче, я не рассержусь».
В описанном положении, довольно нелепом и как
нельзя менее подходившем к его тревожным мыслям, Кленнэм дошел до подвала, по
дороге успев заметить, что вес Флоры странным образом колеблется в зависимости
от освещения: где темно, она тяжелее, где светло — легче. Из мрачных и
неприглядных кухонных глубин они поднялись в комнату покойного отца Артура,
потом прошли в столовую; Эффери со свечой в руке все время шла впереди, точно
призрак, который нельзя ни схватить, ни догнать, и сколько раз Артур ни шептал
ей: «Эффери, мне нужно поговорить с вами!» — она не оглядывалась и не отвечала.
Когда они были в столовой, Флора вдруг почувствовала сентиментальное желание
заглянуть в чулан — драконову пасть, не раз заглатывавшую Артура в дни его
детства; должно быть не последнюю роль тут играло соображение, что в темноте
чулана вес может удвоиться. Артур, близкий к отчаянию, уже ступил на порог, как
вдруг кто-то постучал в наружную дверь.
Миссис Эффери испустила сдавленный крик и
накинула передник на голову.
— В чем дело? Захотелось получить порцию? —
грозно спросил мистер Флинттшнч. — Не беспокойся, голубушка, получишь, и какую
еще! С перцем, с табачком, с присыпкой!
— А пока что не пойдет ли кто-нибудь отворить
дверь? — сказал Артур.
— Пока что я пойду отворить дверь, сэр, —
сказал старик со злостью, ясно доказывавшей, что в случае возможности выбора он
предпочел бы этого не делать. — А вы дожидайтесь меня здесь. Эффери, старуха,
попробуй только шевельнуться или вымолвить хоть слово по своей дурости, и ты
получишь даже не двойную, а тройную порцию!
