Я почувствовала тупую боль в застарелом шраме. В ушах словно зазвучали выстрелы.
Да ты и половины всего не знаешь, Гвоздь…
Бета-пробы. Результаты пациента А. Результаты пациента Б…
Но, во всяком случае, дело касается не только Ноа и меня. Теперь в этом нет сомнений.
– А ты заметила, что некоторые имена перечеркнуты? – спросил Гвоздь.
Я кивнула.
– Шесть таких в моем ящике. Это те, кто учился в нашей школе раньше, но теперь уже не учится.
– А в моем – пять. – Гвоздь для примера извлек досье с перечеркнутой красной линией фамилией. – Вот. Питер Мерчант. И еще мне тут попадалась Мэри Рок.
Я невольно поежилась. Пити Мерчант утонул, когда нам было десять. Его каноэ перевернулось во время летнего шторма на самой середине озера, а плавание не было его сильной стороной. Вскоре после этого его семья переехала.
Мэри Рок умерла в тринадцать. Ее ужалила пчела, а оказалось, что у Мэри аллергия на пчелиный яд. Никто об этом не знал.
Я быстро подсчитала в уме.
– Таким образом, у нас остается шестьдесят не перечеркнутых имен.
– И это почти совпадает с количеством учеников в нашем классе. Вот уже два года, как у нас в классе шестьдесят четыре ученика. Минус ты и Ноа, которых нет в коробках.
– Значит, куда-то подевались еще двое. Кто же, интересно знать.
Я вновь принялась изучать папку за папкой, разложив их, как пасьянс, на ковре. Чтобы понять, кого еще здесь нет, надо было составить список.
– Давай сфотографируем каждую. – Я полезла в карман за мобильным. – Тогда у нас будет железное доказательство. Я отправлю снимки на свой и-мейл, чтобы нас обезопасить.
Однако, увы, мой айфон выключился ровно в ту минуту, когда я собиралась вызвать на экране изображение. Вот что значит шастать ночами по чужим кабинетам вместо того, чтобы мирно заряжать электронные устройства. Я посмотрела на Гвоздя, но он покачал головой.
– Мой умер, когда мы еще сидели в кустах.
– Проклятье! – Я оглядела кабинет, пытаясь найти иной выход.
В куче папок что-то желтело. Я наклонилась ближе. Простой лист бумаги, не относящийся ни к чьему персональному досье. Возможно, его просто засунули между папок.
Бумага была из штаба генерала У. П. Гарфилда.
– Что там у тебя? – спросил Гвоздь.
– Меморандум «Проекта Немезида», – ответила я, внимательно просматривая строчку за строчкой. – Генерал благодарит всех за службу и преданность делу. Он горд тем, что они «хладнокровно работали над проектом до печального конца». Что бы это значило?
Сердце забилось сильнее.
– А вот, слушай дальше: «Последние приготовления уже сделаны. В течение следующих десяти дней мы должны проявить стойкость и перейти к выполнению конечной цели. Бог в помощь!».
Гвоздь развел руками.
– Какого дьявола это может означать?
– Понятия не имею. Тут стоит дата – два дня назад. Лоуэллу предписывалось уничтожить этот меморандум – вот распоряжение об этом прямо в документе. Интересно, почему он этого не сделал?
Подняв глаза, я увидела, что Гвоздь внимательно смотрит на меня. Синяки на его лице в мрачном пространстве полутемной комнаты придавали ему какое-то инфернальное выражение. Стенные часы продолжали безразлично тикать, а мы сидели на полу, ненадолго погрузившись каждый в собственные мысли.
– Что происходит, Мин? – спросил Гвоздь очень тихо. – Что такое «Проект Немезида»?
У меня не было ответа.
И времени на размышления тоже не было.
Снаружи, на парковке, взвизгнули шины, следом захлопали автомобильные двери.
Часть вторая. Ноа
14
Сердце останавливается.
Я замерзаю, сжимая в руке пакет с мусором. Единственное освещение на много метров вокруг – уличный фонарь за полквартала от меня.
Если честно, я сам виноват.
Ложусь на землю. Закрываю глаза. Всего на секунду, но этого достаточно.
Кто-то уже здесь, рядом. Прячется в темноте у обочины дороги.
Мой палач.
Такой простой и скучный сон. Вынос мусора? Что может быть скучнее, если бы не то, что случится после.
Я слышу мерные шаги. Тот Человек приближается к вершине холма. Мешок с мусором выскальзывает из рук.
Я закрываю глаза.
Попытка представить себе, что сегодня не особенный, а самый обычный день, провалена. По четным годам вообще ничего не помогает. Это все равно должно случиться, так что лучше просто принять все как есть. Пережить. Я не помню, как заснул, но, вообще-то, со мной всегда так.
Открываю глаза.
Поблизости вспыхивает и быстро гаснет какой-то красный блик. Экран мобильного? Зажигалка? Мой самый жуткий ночной кошмар еще и курит?
Не могу пошевелиться. Не могу дышать.
Опять.
С нашей последней встречи прошло два года, и вот опять. Он подбирается медленно. Осторожно. Думает, наверное, что я побегу. Но я не стану убегать.
Спасения нет. Ничто не поможет. Ведь это происходит в моей голове, а от себя не убежишь.
Я опять закрываю глаза.
– Тебя нет. Ты ненастоящий.
Мой голос дрожит, но я повторяю свое «заклинание». На сей раз чуть громче:
– Тебя нет!
Он подходит ко мне вплотную. Я кожей чувствую, как он разглядывает меня. Сердце колотится так громко, что, наверное, ему слышно.
Я открываю глаза.
Лицо, словно высеченное из камня. Черный костюм. Ботинки. Солнцезащитные очки в серебристой оправе, несмотря на тьму.
Такой же, как всегда, во всех деталях. Кроме одной-единственной: он курит. Раньше никогда не курил. Раньше он вообще никогда ничего не делал, кроме главного. Того, что сейчас произойдет.
Человек в костюме бросает на землю окурок. Растаптывает его каблуком. Он ведет себя странно. Не так… роботообразно. Я готов поклясться, что он чувствует усталость, не знаю, почему я так решил, но уверен.
Ах, нет, я знаю, отчего я так решил! Ведь он – часть меня. Живет во мне. Каким-то образом, не знаю уж каким. А я точно устал.
Человек в Черном Костюме достает из кармана пиджака зазубренный нож.
– Сегодня последний раз.
Голова инстинктивно дергается назад. Раньше он никогда ничего не говорил.
