Гаремные страсти увлекли меня настолько, что я и вовсе потеряла счет времени. Я никогда не верила в гадания, поэтому не спешила заглядывать в свою чашку. Уверенная, что это ни к чему, я просто отодвинула ее, но Айше потребовала закончить кофейную церемонию по старому обычаю.
– Это судьба. Играть нельзя.
Возможно, если бы я была фаталисткой, я бы всерьез задумалась над ее словами, но сейчас это представлялось новой игрой, и без всяких колебаний и ужимок, что было частью доброй традиции, я заглянула в кружку. Ненавязчивый аромат корицы и кардамона, как тонкое послевкусие, вырвался наружу – и я снова ощутила невероятную легкость. Густая кофейная гуща, расплывшаяся в невероятных завитках, давно застыла. Я вглядывалась в хитросплетения тонких черных линий, перемежавшихся с поплывшими кругами – точь-в-точь как на платках моей кавказской бабушки. Когда-то я часами примеряла ее шелковые палантины, сплошь усеянные турецкими огурцами, напоминавшими по форме слегка изогнутые капли.
– Это бута!
[14] – вдруг вскрикнула Айше, которая не выдержала и, перевесившись через мое плечо, заглядывала в крохотную чашку. – Видишь? Бута!
Конечно, я видела десятки закорючек, выделить какую-то особую не представлялось возможным. Однако я радостно закивала головой, давая понять, что бута найдена, и отставила чашку прочь.
– Это хороший знак, – не успокаивалась неугомонная гадалка. – Это светло. Радость. Понимаешь мой?
Да, я понимала ее. Знак был светлым и добрым. Но к чему столько эмоций?
– Ребенок будет! Bebek!
[15]
Я нервно дернулась и подалась в сторону, пытаясь отстраниться от ее теплых объятий, грозивших перейти в скорые поздравления.
– У меня есть дети. Две девочки, – стала бормотать я в свое оправдание.
– Два мало! – заключила она и побежала рассказывать эту радостную новость горничным, которые все еще жарко спорили в дальних комнатах.
Оставшись в кухне одна, я потянулась в карман за телефоном, о котором совершенно забыла. Впрочем, как и о времени, потому что оно, пока мы безмятежно потягивали утренний кофе, давно перебежало за полдень и грозило массой неприятностей, если я сейчас же не улизну из этого очаровательного сераля
[16].
* * *
Новая квартира встретила меня голыми окнами, сквозь которые пробивались тусклые лучи весеннего солнца. Белоснежная орхидея и чашка с жалким пакетиком чая сиротливо стояли на полу. Я снова взглянула на часы и поняла, что для приготовления обеда катастрофически мало времени. А ведь сегодня был понедельник, а значит, день ужина при свечах. Это одна из наших семейных традиций, как и та, чтобы печь исключительно по пятницам, а суши есть, запивая непременно колой. Знаю, глупо, но ужасно прилипчиво, что, впрочем, свойственно привычкам и традициям.
Я наскоро переоделась и выбежала на улицу. Еще утром Айше по секрету рассказала про удивительное место, в котором продают самые вкусные мезе
[17] в Стамбуле. Оно было спрятано где-то среди жилых кварталов, однако приезжали туда ценители традиционной кухни со всего многомиллионного города. И сейчас был прекрасный повод проверить, насколько хорош Tuana Meze Evi
[18], который располагался всего в паре километров от дома. Пройтись придется, но именно спешной прогулки сейчас хотелось больше всего.
Я быстро шагала по шумным улицам европейского Бомонти, оставляя позади себя высокие подъезды с резными дверями, за которыми скрывались роскошные винтовые лестницы из чугуна. Я видела их пару раз, пока какой-нибудь нерасторопный домовладелец пропускал впереди себя ухоженную мальтезе, замешкавшуюся у входа. Когда-нибудь я обязательно попаду в такой подъезд и поднимусь до самого верхнего этажа и, возможно, даже увижу роскошную квартиру беспечного наследника давно забытого стамбульского дельца.
Но сейчас я спешила, жадно проглатывая яркие кварталы, которые так и манили своими деревянными обветшалыми фасадами, за которыми давно не слышно музыки. И только выцветшие ставни одиноко смотрели на мир, жалостливо поскрипывая вслед пролетающему ветру.
Неожиданно справа вырос миниатюрный дворец, на котором красовалась табличка «Французский лицей Богоматери в Сионе». Дип мне рассказывал, что когда-то это была одна из престижнейших школ Стамбула, в которой с XIX века обучались дочери знатных вельмож и многочисленных иностранцев, вереницей тянувшихся в гостеприимную столицу трех империй. Стало грустно, что мои девочки не настолько свободно владеют французским, чтобы поступить в нее, иначе я бы с радостью приводила их каждое утро и кричала бы «Bonjour» очаровательным французским учителям. Невероятного размера ворота, напоминавшие скорее вход в султанские покои, словно исполины, нависли надо мной, и я стояла, придавленная их великолепием, и не могла сдвинуться с места. Охранник вышел из своего домика и направился в мою сторону, а я продолжила путь в поисках мезе для ужина.
Еще квартал – и справа раскинулось старинное протестантское кладбище. Обнесенное высокой каменной стеной, оно напоминало неприступный бастион, скрывающий тысячи душ. Я невольно остановилась у входа и стала внимательно читать табличку. Оказалось, что в середине XIX века эта земля была подарена султаном семи протестантским странам, в числе которых были Великобритания, Пруссия, США и вся Скандинавия. Эта семерка и сейчас управляет данной территорией.
– Когда-то здесь были Великие поля мертвых, – заговорил со мной незнакомый голос на английском. Это была совсем юная девушка в платке. – Я пишу диплом на эту тему, но сюда меня не пустили.
– Почему же?
– Сказали, что впускают лишь тех, у кого кто-либо из родственников здесь похоронен.
Я грустно побрела дальше, удаляясь от древнего некрополя, в который теперь так хотелось попасть. Я спешно перешла улицу в неположенном месте и сразу свернула направо у простенького кафе с симитами. Оставалось пройти каких-нибудь несколько сотен метров – и по правой стороне улицы нарисовалась весьма скромная и совсем незаметная вывеска «Tuana Meze Evi».
За стеклом витрины были выставлены десятки неизвестных мне блюд, о составе которых я могла лишь догадываться. Крупный мужчина за прилавком внимательно следил за мной, пытаясь понять по моему смущенному виду, что я здесь делаю. Туристов и иностранцев в этом месте он видел редко, и тут пришла та, которая лишь сегодня утром узнала, что такое мезе, и теперь не знавшая, как подступить к этим блюдам загадочных цветов и консистенций. Несколько раз человек-богатырь пытался заговорить со мной, но я, как истинный интроверт, профессионально уходила от его тщетных попыток. Наконец я достала телефон и загрузила в переводчик вопрос, который волновал меня больше всего.
