– Это не квадратики, – сказала я ему, возвращая сумку. – Это витражи аббатства Обазин. – И пошла дальше, подгоняемая легким будоражащим ветром.
Копии дорогих вещей навевают тоску – как и копии людей, копии жизней и даже судеб. Мальчик-мусорщик резво собирал выставленные пакеты, торопясь успеть навести лоск на торговой улице до того, как на нее хлынут толпы веселых зевак. Он грузил мусор на огромную телегу и, толкая ее перед собой, медленно взбирался по крутому подъему брусчатого переулка.
Со скрипом открывались деревянные ставни, и заспанные люди, потягиваясь, выглядывали из окон с крохотными чашками в руках. Они кивали друг другу, как старым знакомым, и казалось, что за последние сто лет здесь ничего не изменилось.
Поразительная преданность времени и верность традициям жили повсюду: в потертых фасадах дорогих домов; в мостовой, вылизанной до скользкости ветрами и подошвами; в ссутулившейся фигурке маленького мусорщика, который унаследовал свой скромный заработок от отца, а тот от деда; в жалящем скрипе медных замков на окнах, что распахиваются каждое утро в одно и то же время, выдыхая тонкий аромат свежезаваренного кофе.
Я представила, как много лет назад прогрессивные султаны осваивали новые земли города. Неудивительно, что им приглянулся этот зеленый оазис, сплошь покрытый лесами. Здесь часто охотились и тренировались в стрельбе из лука молодые принцы. Их звонкие псы гоняли дичь по округе, пока находчивые вельможи захватывали участок за участком, чтобы хоть как-то приблизиться к высшему сословию. Сегодня, если быть внимательным, можно увидеть вмонтированные в тротуары кривеньких улиц Нишанташи каменные столбики, на которых выбиты имя принца, расстояние полета его стрелы и дата. Поиск таких вех может стать увлекательным квестом, только мне играть было не с кем, и я просто рассматривала древние письмена на встречавшихся камнях.
Я неспешно брела по улице Rumeli, впитывая невероятные ароматы утренней сдобы: крендельки и булочки всевозможных форм пробуждали здоровый утренний аппетит. Справа, на большом перекрестке (где магазин люксовых турецких товаров Yargici), расположились в рядок крикливые продавцы апельсинов. Они ловко подкидывали в воздух сочные оранжевые плоды, призывая немногочисленных прохожих отведать утренний эликсир здоровья – ведь именно так стамбульцы называют традиционный portakal suyu. Спешащие на работу люди или просто прогуливающиеся с собачками – все потягивают оранжевый напиток и хрустят еще теплыми кунжутными бубликами. Картинка настолько напоминала идиллическую, что я, ни о чем не думая, направилась прямиком к одному из таких островков, заполненных пахучими цитрусовыми. Серьезный мужчина лет сорока, закатав рукава по локоть, самоотверженно крутил колесо ручной соковыжималки, быстро меняя половинки апельсинов. Мое внимание приковали его крепкие жилистые руки. Сок шафранового цвета быстро заполнял бутылки, которые тут же уходили в руки прохожих. Я немного потопталась на месте – внимания на меня никто не обратил.
– Portakal suyu tatlımı?
[31] – решила я попрактиковать свой турецкий, но тут же об этом пожалела, так как забыла, что вопросы о свежести и сладости здесь воспринимаются как личное оскорбление. Человек с красивыми руками недовольно закатил глаза и сунул мне бумажный стаканчик, предварительно наполовину наполнив его соком. И что мне нужно было с ним делать? Хватило бы одного глотка, чтобы определиться, а здесь столько сока, что я напьюсь им вдоволь и покупать уже будет ни к чему. Я протянула стакан обратно и попросила целую бутылку. Мужчина криво усмехнулся и опрокинул содержимое стаканчика себе в рот, а я, пока он наполнял мою бутылку, решила снова попрактиковаться. В конце концов, если не начать говорить на улице, никогда не выучишь язык – так было написано в приложение Duolingvo, которое вот уже месяц натаскивало меня новыми словами и фразами.
– Утром можно пить сок? Не вредно? – предположительно вопрос в переводе должен был прозвучать именно так. Человек с бутылкой посмотрел на меня внимательно, тяжело выдохнул, и я поняла, что сегодня вечером за семейным ужином он будет рассказывать обо мне как о ненормальной чудачке-иностранке. Это показалось несправедливым, ведь я всего лишь пытаюсь понять, почему моя мама всю жизнь учила не пить апельсиновый сок натощак.
– Вы пьете этот сок сами? Утром? Каждый день?
Неразговорчивый продавец окликнул коллегу, что стоял без дела у соседнего импровизированного джус-бара.
– Его спрашивай. У него жена русская.
Тот парень был помоложе и казался более приветливым. Поняв, в чем дело, он радостно закивал головой и начал на смешном русском объяснять, почему апельсиновый сок по утрам пить хорошо. Каждое предложение он заканчивал словом «вот», как будто это было частью грамматики русского языка, и это очень веселило.
– Моя папа портакал сую пил, мать пил, вот. Все здесь пьет, вот.
Долго слушать это было невозможно, и, заплатив семь лир, я уже собиралась отойти, чтобы насладиться живительными глотками оранжевого счастья на лавке под роскошным платаном, как вдруг к лотку подошла пожилая дама. Она подставила огромный пакет, и человек с жилистыми руками быстро заполнил его пустыми половинками апельсинов. Размышляя над тем, какая польза от апельсиновой кожуры, я быстро двинулась дальше, заметив впереди высокое здание в стиле необарокко.
Чем дальше я пробиралась вглубь загадочного Нишанташи, тем чаще начинали встречаться невероятные исполины, богато украшенные местами облупившейся лепниной, но от этого не ставшие менее привлекательными. Полные многовекового величия, они глядели широко распахнутыми окнами, не понимая, что я ищу среди них.
Так я дошла до торгового центра City’s, на крыше которого расположились милейшие кафешки с великолепными террасами. Пожалуй, именно оттуда открывается самый захватывающий вид на крыши роскошных особняков и простеньких домиков-самостроев, пробившихся, как сорняки, среди благородного мрамора и штампованного кирпича. Впереди простирался великолепный Богаз
[32] – именно так здесь называют Босфор, разверзший кривым разломом два континента. Много тысяч лет назад, объединив Черное и Мраморное моря одним проворным течением, этот канал стал мечтой многих правителей, потопивших здесь не одно судно и не одну храбрую армию.
Совсем рядом послышалось мелодичное пение муэдзина. Стая жадных голубей, копошившаяся в крошках засохшего симита, взвилась в небо, но тут же опустилась на землю, продолжив свою истеричную трапезу.
Мечеть Тешвикие предстала в весьма скучном и потрепанном виде, слегка перекошенная одним минаретом, возвышающимся над всей конструкцией асимметрично справа. Четыре мраморные колонны, подпирающие неоклассический портик, напомнили лекции по искусству Древней Греции. Откуда в мусульманской архитектурной традиции столько европейских черт, я не знала, да это было и не важно… Очарование этого места, окруженного сгорбленными многовековыми липами, заставило меня улыбнуться. Я почти допила сок, и теперь казалось, что день не так грустен, как был до этого. Сразу после мечети я свернула направо и оказалась на улочке Atiye, сплошь набитой прелестными кафешками и барами.
