Легкий запах турецкого кофе, смешанный с пыльцой воздушного лукума, оставляет пудровое послевкусие на губах, и я решаюсь остаться здесь ненадолго,
а заодно и прояснить несколько вопросов. Расслабленные постояльцы нежатся в уютных креслах, наслаждаясь едва уловимыми переливами «Турецкого марша». Сгорбленный пианист безразлично нажимает на клавиши, напоминая тапера времен братьев Люмьер. Он слишком спокойно держится в этом шумном мире дорогих чемоданов и капризных гостей, отчего кажется, что этот человек состарился именно здесь, под звуки собственного монотонного бренчания. Его белоснежный хохолок подергивается на крещендо – и я понимаю, что третья часть сонаты «Rondo alla turca»
[72] близится к завершению, и подсаживаюсь поближе.
– Вы тоже играете? – спрашивает он, замечая мою показную заинтересованность.
– Немного… Но не на публике. Вы давно играете здесь?
– О! Можно сказать, с детства. Мой отец устроился швейцаром сразу после Второй мировой и изредка приводил меня сюда ребенком. Этот рояль стоял на этом же месте и тогда. На нем я тихонько бренчал, пока никто не видел. А после обучился и стал захаживать вечерами. Зарплату не платили, но мне хватало даже чаевых. Они здесь были не такими уж и плохими… Вы, верно, знаете, кто здесь останавливался?
Я мысленно благодарю музыканта за его преклонный возраст, который делает людей такими разговорчивыми. Мне нравилось слушать спокойный рассказ старого пианиста – легкий, как и его музыка. Зеленые глаза, прятавшиеся под длинными серыми бровями, казались много моложе его самого, и я старалась смотреть только в них. Я представляла себе, что между нами не такой большой временной разрыв, и поэтому было не так неловко впутывать этого милого человека в мое скромное расследование.
– Вы не знаете, в каком номере на самом деле жила Агата Кристи?
Тапер усмехнулся, как будто этот вопрос задавали ему сегодня как минимум десять раз.
– Как не знать? Это все знают. – И он махнул рукой парню за стойкой. Тот мгновенно отреагировал и через пару секунд стоял, приставив ухо к малоподвижным старческим губам. – Покажи ей, – по-доброму сказал пианист. – Хочет дочка посмотреть этот номер. Почему не разрешить?
Молодой администратор оглядел меня с ног до головы, после чего, поджав губы, кивнул в сторону лестничного пролета. Я снова ощутила дребезжащие колокольчики внутри, предвещавшие очередное стамбульское приключение. В этом городе постоянно случалась магия, возникавшая при сочетании всего трех элементов: правильного места, правильного времени и огромного желания.
Ахмет, чье имя я прочитала на золоченой полоске на груди, вел себя строго и независимо. Было видно, что поручение старого пианиста его озадачило, однако по неизвестной мне причине он не мог или не хотел его ослушаться. Мы быстро миновали один пролет за другим, пока, наконец, не оказались у деревянной двери с табличкой «411».
Дверь скрипнула – и я едва сдерживала себя, чтобы не выдать восторг слишком глубоким вдохом или, что еще хуже, вскриком.
Чрезмерная эмоциональность, мешавшая мне всю жизнь, трепетала в груди, не давая сосредоточиться. Я не знала, сколько времени мне позволено находиться в этой обители, и поэтому старалась спешно рассмотреть детали, которые, как назло, расплывались перед глазами. Так, после десятиминутного изучения комнаты я едва могла сказать, что видела в ней. Ахмет недовольно поглядывал то на часы, то на меня и нервно стучал каблуком.
– Простите, что вынуждены быть здесь из-за меня… – я попыталась объяснить, что ему не за что волноваться. – Я обещала помочь одному другу. Он всю жизнь пытается разгадать тайну этой комнаты…
– Тайну с ключом, что ли? – оживился Ахмет на чистом английском: видимо, мой турецкий слегка напрягал его. Его осведомленность меня испугала и обрадовала одновременно.
– Так вы знаете про ключ?
– А кто же про него не знает? Здесь таких, как вы, много ходит…
– И что все они хотят? – было немного обидно из-за того, что меня сравнили с толпой неизвестных мне людей.
– Хотят того же, чего и вы, – разгадать тайну великой Агаты, которая на нашу голову жила в этом отеле. Все ищут ключ! Многие приходят уже с ним и начинают искать скважину, в которую его можно вставить. – И он засмеялся. Это действительно звучало нелепо. И еще более нелепо выглядела я, поверившая в историю обаятельного Шади. Я смотрела на прелестный вид, открывавшийся из окна просторного номера, и представляла, как на этом же месте стояла когда-то одна из талантливейших женщин и обдумывала замысловатые сюжеты своих детективов. Мне же в голову лезли глупости про крикливую чайку за окном, кривую крышу здания напротив и бойкого паренька, чистящего обувь прохожим на противоположной стороне улицы.
– Значит, все это глупости… Простите, что отвлекала вас… Возможно, Агата Кристи никогда даже не жила в этом номере.
– Она жила в разных номерах, – признался Ахмет. – Но, возможно, этот ей нравился больше остальных. Ведь именно в нем она написала «Убийство в Восточном экспрессе».
– Вы говорите сейчас как экскурсовод, и я вам не верю. Это сплошной пиар. А я хотела узнать правду. И, возможно, найти ту самую скважину для ключа.
– А у вас есть ключ? – с улыбкой поинтересовался Ахмет.
– У меня нет, но у моего знакомого есть. Его прадедушка знал Агату, понимаете? Они дружили, и ключ она оставила именно для него.
– Почему же она тогда не сказала ему, от чего именно этот ключ? Не странный ли поступок для такой скрупулезной дамы, как Агата? Она придумывала сложнейшие детективные схемы, а тут запутала всё на сто лет вперед…
Я не дала ему договорить. И как мне это раньше не приходило в голову?
– А что, если нет никакого замка для ключа? Вдруг ключ – это и есть ее посыл, вечный поиск, детектив…
Мне нужно было хорошенько обдумать эту идею.
В это время Ахмет распахивал с трудом поддающееся французское окно, которое выходило на совершенно очаровательный балкончик с изящными коваными стульями и столом.
– Я вас угощу любимым кофе Агаты Кристи.
– А вы знаете, какой кофе она любила?
– Ну… Вообще-то она пила чай с молоком, но кофе дороже, поэтому мы включили в меню именно его в качестве любимого напитка великой писательницы.
Оказавшись снова в фойе, я подошла к уставшему пианисту – развалившись в кожаном кресле, он аккуратно держал в длинных безжизненных пальцах стаканчик с чаем и звучно отхлебывал по глотку.
– Ну что, показал внучок то, что хотела?
