Из шелкового ридикюля она достала носовой платок с кружевом и аккуратно промокнула губы. Она сама была как уникальный антикварный экспонат, с которого нужно сдувать пылинки. Я наблюдала за ходом торгов и исподволь поглядывала на свою соседку.
Неожиданно она оживилась: заерзала на месте и стала учащенно дышать. Ибрагим держал на бархатном подносе небольшую брошь. Это была обычная камея из перламутра, в рамке из некрупного жемчуга. Тонкий профиль девушки на броши я с трудом различала со своего места. Все желающие могли подойти ближе, чтобы рассмотреть лот. Моя соседка повернулась ко мне и тихо спросила:
– Вы не хотите купить эту брошь?
«Купить брошь?» Я определенно не собиралась делать какие-либо покупки, однако вопрос меня смутил.
– А вы? – Я не нашла больше ничего, что ответить.
Она помолчала, а после снова спешно стала шептать:
– Это очень ценная брошь, поверьте. Купите ее.
Ее не по возрасту подведенные глаза будто молили о помощи, хотя я по-прежнему ничего не понимала. Я даже не знала, сколько денег в моем кошельке и принимают ли здесь карты.
Все заинтересованные расселись по местам, и Ибрагим назвал начальную ставку.
– Триста лир!
После короткого шуршания и перешептываний делец с антикварного рынка поднял руку.
– Триста пятьдесят лир! – громогласно заявил аукционист.
Я молчала, не зная, как быть в этой ситуации.
– Триста пятьдесят лир – раз, триста пятьдесят лир – два…
– Beş yüz!
[85] – я постаралась сказать как можно громче, но голос дрогнул и ужасный акцент выплыл наружу. Все тут же обернулись: даже два туриста, которые вообще не понимали, что происходило.
Старушка напряглась. Ибрагим удивленно поднял брови и посмотрел на коллегу с большого базара, который внимательно смотрел в мою сторону, пытаясь по мне понять: стоит ли камея торга. Я глупо улыбнулась, и он отступил, решив, что я решила всего лишь поиграть в героиню фильма «Лучшее предложение»
[86].
– Пятьсот лир – продано девушке в куртке… ммм…
Он запнулся, а я стала мысленно ругать себя за то, что надела ветровку старшей дочери, на которой красовался бигль Снупи из американского комикса «Peanuts». Я любила этот персонаж, созданный художником Шульцом в 1950-м году, что вполне вписывалось в концепцию антиквариата.
Старушка рядом тихонько положила свою сухенькую ладонь поверх моей и крепко сжала. Я почувствовала глубокую благодарность, исходившую от нее, а она снова достала платок – на этот раз, чтобы промокнуть глаза.
Я расплатилась за камею, а довольный Ибрагим пригласил меня на следующий аукцион.
На улице меня ждала все та же старушка. Правда, здесь, при свете солнца, она не пугала так, как в пыльном зале антикварной лавки.
– Проводите меня, и я вам объясню.
Я охотно пошла за ней по каменной мостовой, окруженной с обеих сторон такими же раритетными зданиями, какими были и их обитатели.
– Когда-то эта камея принадлежала мне. Мне ее подарил очень важный для меня человек. Он был важен для всех нас, – она остановилась, чтобы перевести дух, а я подумала, что весь этот город пронизан невероятными историями: тайные подарки, любовные интриги, измены и обязательно смерть и одиночество.
– У меня нет родственников, поэтому я потихоньку ношу Ибрагиму свои вещи – на это и живу. Камею я хранила дольше всего, пока нужда не заставила отдать и ее.
– Но почему вы просили меня купить ее? Разве не важно, кто будет владеть?
– Конечно же, важно. Я хотела непременно видеть ту, которой она будет принадлежать. Если бы вы только знали, кто мне ее подарил и сколько она может стоить сегодня…
– Но почему вы не рассказали об этом? Вы могли выручить за нее намного больше денег.
– Это вопрос чести. Я не могу раскрыть тайну, потому что она не только моя. В Стамбуле так не принято.
Еще одна сторона старожилов этого города раскрывалась мне:
стамбульцы любят секреты. Они придают их жизням загадочность, пикантность и уникальность.
Мы дошли до дома № 31 из красного кирпича.
– Я здесь живу. Вон там, на самом верху. Заходите, если будете рядом. Я вас напою чаем. И еще раз спасибо вам…
Я шла быстрым шагом в сторону дома, сжимая в кармане перламутровую камею в жемчужной окантовке, которая так много видела и знала, но теперь безмолвно покоилась в моей ладони.
Дома я хорошо рассмотрела ее, и оказалось, что женский профиль на броши точь-в-точь тот, который я сегодня видела во время торгов: тот же нос и слегка выдающийся вперед подбородок с небольшой ямочкой. Определенно, это была та самая женщина, чью красоту и молодость влюбленный тайный поклонник увековечил в нежном барельефе.
Перед сном я рассказал Дипу о произошедшем. С увлеченностью археолога, стоящего на пороге великого открытия, он долго рассматривал камею под лупой. Возможно, он хотел найти скрытые символы или инициалы, но брошь мужественно хранила клятву, не давая ни малейшего намека.
Через несколько дней мы отправились на ту же улицу к скукожившемуся дому из красного кирпича. Я поднялась на верхний этаж и позвонила в дверь единственной жилой квартиры. Остальные принадлежали дизайнерскому бюро и другим фирмам. Старушка не скоро открыла дверь. На этот раз ее глаза и брови не были подведены, и теперь она больше походила на милую воздушную бабушку, которой не испугалась бы даже Амка.
– Это ваше, – и я протянула ей мешочек с брошью.
Она всплеснула руками и зарыдала.
– Но ваши деньги… Я не могу вернуть все, но часть у меня есть.
– Не нужно денег. Это подарок. Ваша вещь вернулась к вам. Ведь на ней ваш профиль?
Старушка покраснела и подозвала меня поближе своим тонким пальцем. Она склонилась к моему уху и прошептала то, что так тщательно скрывала долгие годы. Я не поверила своим ушам.
– Вы ведь никому не скажете? – на всякий случай уточнила она и улыбнулась.
Я спустилась к Дипу, который отбивался от двух кошек, круживших вокруг него с поднятыми хвостами.
