• 1 чайная ложка сахара
• Соль и перец по вкусу
• Сумах для украшения (по желанию)
Эта нежнейшая закуска, которая лично мне больше напоминает салат, всегда присутствует на столе взыскательных стамбульцев. Они намазывают ее на лепешку или просто едят ложками. Иногда они решают не добавлять в нее йогурт и кунжутную пасту, и тогда это нежнейшее яство превращается в классическую patlıcan ezmesi
[98]– более скромное, но не менее вкусное.
В течение двадцати минут я запекаю разрезанные вдоль баклажаны – 220 °C вполне достаточно, чтобы их сочная мякоть слегка притомилась и покрылась едва заметной корочкой. После остывания я аккуратно вычищаю ее ложкой и мелко рублю.
Дальше – проще. Добавляю к массе пропущенный через пресс чеснок, кунжутную пасту (ее можно сделать самостоятельно из слегка разогретых семян сезама в ступке или кофемолке) и йогурт. Подсушенные грецкие орехи также измельчаю в крошку и отправляю к баклажанам. Все хорошенько сдабриваю специями и тщательно вымешиваю, регулируя вкус. В самом конце добавляю сок лимона и оливковое масло – закуска тут же приобретает жемчужный оттенок, который прекрасно гармонирует со свежей зеленью при сервировке.
Айше-ханум обычно выкладывает ложку пасты на хрустящий лист айсберга и, закрыв глаза, наслаждается легким вкусом баклажанов, без которых жизнь в Стамбуле просто немыслима!
Было приятно, что хоть чем-то я смогла порадовать эту чудесную женщину. Еще недавно я плакала от одиночества, а теперь мне казалось, что рядом с ней одинокой быть просто невозможно. Такие люди, как Айше, вот уже год склеивали мою разваливавшуюся жизнь, как разбитый сосуд, который еще вполне может быть пригоден даже для ношения воды.
Айше перед уходом крепко обняла меня и прошептала на ухо:
– Мы все одинаково близки, кем бы ни приходились друг другу.
– Это тоже философия вашего кейфа?
Она закивала.
– Уметь наслаждаться, когда ты одинок, намного сложнее, а значит, приятнее. Мы это знаем, поэтому так любим грустить.
– Ответ на все мои вопросы – во мне. Так сказал голос в крепости Румели.
– А я давно сказала тебе об этом. – Она тихонько засмеялась в кулачок. – Помнишь наше первое гадание на кофейной гуще?
Конечно же, я его не помнила… Ах, если бы я только могла перелистать прошедший год, как книгу, и заглянуть в ту главу, где Айше впервые заварила кофе по-фанариотски, я бы все поняла, но память, как обычно, играла со мной в свои бесчестные игры.
Прошло совсем немного времени после того, как я закрыла за Айше дверь, когда вдруг щелкнул замок, и на пороге я увидела того, кого так не хватало весь прошлый вечер.
– Я тебе звонила ночью, но телефон был выключен…
– Потому что я летел. Я заскучал и поменял билеты.
Я вспомнила о своем желании, которое несколько раз произнесла в стенах большого круга. Неужели оно могло так быстро исполниться?
Тогда я ни о чем не подозревала, но самому важному пророчеству священного замка уже суждено было произойти. Лучшее из предсказаний, какое я только могла получить, уже жило во мне, резвясь на моих гормонах и одаривая прекрасным аппетитом (пять заветных килограммов я так и не сбросила…). Третий самый ценный подарок мне приподнес прекрасный из городов, научивший любить жизнь так, как ее любят настоящие стамбульцы – порой шумные, порой печальные, но всегда непременно счастливые, потому что другими они быть не умеют…
Что я узнала о стамбульском кейфе (вместо послесловия)
Мой первый год в Стамбуле выдался на удивление насыщенным: едва ли не каждый день я встречала необычных людей, которые, к сожалению, смотрели на меня лишь как на чудачку. Они совершенно не замечали меня, так что стоило неимоверных усилий, чтобы заговорить с ними на понятном им языке и заставить поверить в то, что я своя и со мной можно делиться самым сокровенным. Под сокровенным я понимала исконные правила жизни коренных стамбульцев, которые так отличались от тех, кого я знала до этого. С каждым месяцем я приближалась все ближе и ближе к разгадке волновавшей меня тайны, связанной со стамбульским кейфом, ощущение которого буквально парило в воздухе, и можно было дотянуться до него рукой.
В первые месяцы стамбульцы напоминали членов некоего тайного общества, в которое непременно хотелось попасть, но все попытки долгое время оставались лишь пустыми стараниями. И вот, двенадцать месяцев спустя, я могу сказать, что замок к сердцу прекрасного города поддался моему напору (не зря по гороскопу я упрямый Овен) – дверь скрипнула и медленно отворилась: загадочный и неизведанный мир поглотил меня целиком.
Жаль, что многое, о чем так хотелось рассказать на страницах этой книги, осталось «за кадром»: в неожиданно объявленный карантин я оказалась взаперти, лишенная даже крохотной возможности вернуться в те удивительные места, которые были достойны того, чтобы посвятить им целые главы. Хотелось рассказать о ночи с привидениями в палаццо генуэзца Гритти, о чайных секретах хитрого Осман-бея, о тайной библиотеке средневековых монахов, спрятанной под моим домом, и, наконец, о тринадцати неизвестных дверях, за которыми скрывается настоящий Стамбул. Но все попытки выскользнуть из европейского Бомонти, чтобы перекинуться парочкой слов с героями моих приключений, оканчивались неизменными штрафами, щедро выписываемыми жандармами. Воспоминания о первом годе в Стамбуле я писала в условиях строжайшего комендантского часа, внушавшего тоску и безысходность. Возможно, не будь я в Стамбуле, это привело бы к новой волне депрессии, но только не в этом городе. Теперь я умела легко погружаться в стамбульский кейф, наслаждаясь терпкими глотками густого турецкого кофе и воздушными хрустящими симитами, испеченными собственноручно.
Итак, мне потребовался год, чтобы понять, что стамбульцы счастливы, потому что:
1. Они знают, как избавиться от редеющей шевелюры, и легкопересаживают себе волосы в многочисленных клиниках города.
2. Они умеют гадать на кофейной гуще так, что все предсказания странным образом сулят им любовь, деньги и детей.
3. Они знают, как получать удовольствие от общения со стариками – для этого всего лишь нужно их искренне любить.
4. Они помешаны на детях, которые сидят у них на головах и кричат: «Лукум!»
