Ликвидация ГМО была бы нелегкой задачей. Ресторанная компания Chipotle на своем горьком опыте поняла это в 2015 году, когда объявила, что в ее ресторанах будут подаваться только продукты, не содержащие ГМО. Но затем было выявлено, что напитки в автоматах с газировкой Chipotle содержали кукурузный сироп, который был генетически модифицирован. Кроме того, часть мяса, которое использовалось компанией, была получена от животных, евших корма, содержащие ГМО.
Как обнаружила компания Chipotle, полностью исключить ГМО из нашего рациона питания действительно трудно. Отчасти это связано с тем, что мы не можем с легкостью определить, что является ГМО, а что – нет. У правозащитных организаций – по крайней мере, у тех, кто активно занимается вопросами сельскохозяйственных культур, – не возникает проблем с идеей естественного скрещивания растений для получения желаемых свойств. Но у них есть проблемы с трансгенезом, процессом перемещения генов между видами (это то, что я описал ранее в моем примере переноса ДНК с бактерий на кукурузу). Большинство определений ГМО фокусируются на этом процессе: включение чужеродной ДНК в геном организма.
Но что, если мы просто войдем в растение и напрямую изменим его гены?
Будет ли полученный организм все еще ГМО? CRISPRCas9, революционная технология генного редактирования, обладает огромным потенциалом для изменения генетического состава растений, и тот факт, что она включает в себя генетические манипуляции, вызывает у некоторых людей психологический дискомфорт. Тем не менее правительство США не считает, что полученные таким образом растения являются ГМО.
А как насчет давней практики облучения семян с целью вызвать мутации? С этим мирились задолго до появления ГМО. По иронии судьбы это гораздо менее контролируемое явление, чем другие методы генетических манипуляций, и с гораздо большей вероятностью приведет к непредвиденным последствиям, потому что оно гораздо менее точно. Оно также производит культуры, которые технически не являются ГМО.
ЕСЛИ РАСШИРИТЬ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГМО, ВКЛЮЧИВ В НЕГО ЛЮБОЙ ОРГАНИЗМ, СОЗДАННЫЙ В РЕЗУЛЬТАТЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ЧЕЛОВЕКА, ТО ЭТОТ ТЕРМИН НАЧИНАЕТ ЗВУЧАТЬ ГОРАЗДО МЕНЕЕ ПУГАЮЩЕ.
Разведение животных или растений в попытке усилить определенные характеристики подпадает под это определение. Так же, как и прививка деревьев. Эти процессы, безусловно, безопасны; мы используем их тысячелетиями. Они также являются мощными инструментами в борьбе за то, чтобы накормить человечество. Кто бы мог утверждать, что мир был бы лучше, если бы Борлауг не создал полукарликовую пшеницу, а миллионы людей просто умерли бы от голода?
Очень странно, но люди, кажется, мало задумываются о том, что те же генетические методы используются в медицине. Инсулин, спасший миллионы людей, страдающих диабетом, изначально производился с помощью гормонов поджелудочной железы свиней и крупного рогатого скота. Однако у многих людей обнаружились аллергические реакции на этот инсулин, поэтому ученые начали синтезировать инсулин, чтобы сделать его более переносимым. Для этого они использовали множество генетических манипуляций. Во-первых, они синтезировали гены, чтобы создать две цепочки, составляющие молекулу инсулина. Затем они сшили их вместе в небольшую кольцевую ДНК, известную как плазмид. Плазмиды могут передаваться между бактериями, чтобы сообщить им нужные свойства (это один из способов, которым бактерии передают друг другу устойчивость к антибиотикам). В этом случае бактерии передают способность производить инсулин. В течение многих лет инсулин, который принимали люди, больные сахарным диабетом, вырабатывался с помощью генетически измененной кишечной палочки. Сегодня большинство людей используют рекомбинантный человеческий инсулин, который вырабатывается кишечной палочкой или дрожжами.
И что-то не слышно, чтобы толпы людей протестовали против генетических модификаций, используемых для производства инсулиновых препаратов. Почему тогда мы так склонны жаловаться, если те же методы используются для улучшения нашей пищи? Что такого страшного в этой еде, что делает нас столь иррациональными?
Более тревожным, чем наша иррациональность в отношении ГМО, является то, что это, кажется, влияет на продовольственную политику. В 2016 году Вермонт стал первым штатом США, потребовавшим, чтобы на этикетках продуктов питания было указано, содержат ли они ГМО или нет. Сыр был освобожден от такого требования (Вермонт является крупным производителем сыра) так же, как и мясо животных, которые едят ГМО-корм. Законодатели штата не хотели навредить местному бизнесу, в конце концов, а только большим, «плохим» компаниям пищевой промышленности.
Многие компании по понятным причинам возненавидели этот закон и стали отказываться от продажи своей продукции в Вермонте. Но другие попытались его соблюсти, и в процессе выявили еще большие изъяны в подобной политике.
Вместо того чтобы создавать особые этикетки на продаваемую в Вермонте продукцию, некоторые крупные компании пищевой промышленности просто добавляли эти новые сведения о ГМО во все этикетки, независимо от того, где продавались продукты. Но что, если бы другие штаты начали вводить иные правила маркировки для компаний пищевой промышленности? Это имело бы катастрофические последствия. Такие правила было бы достаточно сложно соблюдать даже крупным компаниям со значительной инфраструктурой и ресурсами. А для небольших компаний это стало бы практически невозможно.
Федеральное решение оказалось несколько более приемлемым даже для тех компаний, которые вообще выступали против маркировки ГМО. В июле 2016 года президент Обама подписал Национальный стандарт раскрытия информации о продуктах биоинженерии, который устанавливает общенациональные критерии маркировки ГМО-продуктов и делает все законы о маркировке на уровне штатов неактуальными. Но закон не уточняет, как следует проводить маркировку некоторых ингредиентов. Например, если масло, содержащееся в продукте, извлекается из ГМО-продукта, то это масло не обязательно должно содержать модифицированную ДНК. Если оно таковой не содержит, то, возможно, не придется маркировать продукт как ГМО, даже если он получен из генетически модифицированного сырья. Закон также предоставляет компаниям значительную свободу действий в том, как именно указывать на содержание ГМО-ингредиентов в их продуктах питания. Компании могут просто представить информацию на этикетке или же включить QR-код, отправляющий потребителя на сайт, который содержит эту информацию. Конечно, немногие станут заходить на сайт, и еще меньшее количество людей будет делать это в магазине, в процессе совершения покупок.
Я не единственный, кто осознает бесперспективность этого закона, хотя не все разделяют мою озабоченность по поводу вызывающих тревогу антинаучных импульсов, которые он олицетворяет. Многие активисты борьбы с ГМО тоже недовольны этим законом. Они думают, что он беззубый, и они правы. В одном из моих любимых ответов сенатор Берни Сандерс, который в то время баллотировался на пост президента (и в качестве сенатора от Вермонта поддерживал маркировку ГМО-продуктов), выложил в Твиттере фотографию банки Coca-Cola рядом с пакетом Peanut M&Ms. Текст его комментария к фотографии вопрошал: «Можете ли вы по этим фотографиям определить, какой продукт содержит ГМО?».
