На самом деле он и близко не подходил к лошадям с того самого дня, как произошел несчастный случай с Изабеллой, и сомневался, что еще хоть раз в жизни рискнет сесть верхом.
Паровозный гудок напомнил о времени, и новобранцы стали погружаться в поезд. Шарлотта сжала руку Тедди, от которого ее неумолимо отрывала толпа. Ей хотелось сказать о своих истинных чувствах. Кто знает, вдруг они расстаются навсегда? Теодор смотрел так, будто ждал этих слов, но Шарлотта молчала, и он отпустил ее руку. Джонатан крепко обнял сестру.
– Что у вас происходит? – с тревогой спросил он.
– Ничего, совершенно ничего, – тряхнула кудрями Шарлотта. – Береги себя и возвращайся.
– А ты позаботься о домашних, особенно об Анне. Ты у нас самая стойкая.
Джонатан разомкнул объятья, еще раз поцеловал мать и Анну, пожал отцу руку и побежал догонять Тедди, который ждал его, стоя одной ногой на подножке вагона. Через минуту состав тронулся. Отставшие солдаты запрыгивали в вагоны на ходу.
– Присматривайте друг за другом! – прибавляя шагу, крикнула миссис Аддерли вслед уходящему поезду, из открытого окна которого высунулись улыбающиеся приятели.
Джон кричал в ответ, но слова заглушил очередной возглас паровоза, и он просто махал рукой на прощание, пока мог видеть родных, теряющихся в толпе. Шарлотта готова была побежать за поездом, но это не дало бы ровным счетом ничего.
Рыдающая Анна едва держалась на ногах, когда семья покидала здание вокзала. Мистер Аддерли сокрушался, что слишком стар и не может принять участие в столь славной военной кампании.
– Анна, мне впервые в жизни так стыдно за тебя, – прошипела Шарлотта, до боли стискивая локоть подруги. – Разве это должен запомнить Джон? Истерику? Думаешь, мне не хотелось зареветь?
– Ты не любишь ни Тедди, ни Уильяма, поэтому тебе моих слез не понять.
Анна резко выдернула локоть из цепких пальцев Шарлотты и пошла чуть впереди.
– Ох, дорогая, прости, – Шарлотта догнала ее и обняла за плечи. – Прости меня. Но мы должны быть сильными ради них. Попробуешь?
Анна кивнула.
– А я в свою очередь прощу тебе твои злые слова, – продолжала Шарлотта. – Я уверена, ты на самом деле так не считаешь.
Анна снова кивнула и высморкалась в носовой платочек.
За грязным стеклом вагона мелькали домики пригорода.
– Почему твоя сестра в Лондоне? – оживленно поинтересовался Тедди, отрываясь от окна и плюхаясь на лавку.
– Здесь безопаснее, только и всего. И никакого подтекста, который буквально выведен у тебя на лбу, – фыркнул Джон.
– Не был бы так уверен. А скроешь от меня жизненно важную стратегическую информацию – брошу тебя на произвол судьбы и уйду в кавалерию.
Тедди не единственный считал, что война закончится к Рождеству. Как и все остальные, он ошибся.
***
Амелия Гастингс напряженно смотрела в зеркало. Когда ее лицо принимало такое сосредоточенное и серьезное выражение, нижняя губа немного втягивалась внутрь, а верхняя казалась непропорционально больше. На Амелии была мужская одежда.
Девушка заплела волосы в косу и задумчиво повертела в пальцах нож для писем. Сильнее втянув нижнюю губу и задержав дыхание, Амелия принялась с остервенением пилить ножиком косу у самого основания, оттягивая ее за кончик до боли.
Отсеченное богатство было небрежно брошено на туалетный столик. Подумав немного, она подобрала улику и сунула в заранее собранную сумку.
– Шекспир да и только
35, – Амелия тряхнула остатками шевелюры.
На цыпочках пройдя по лестнице вниз, она бесшумно выскользнула из спящего дома через черный ход.
2
На Западном фронте боевые действия сводились к окопным перестрелкам на всем пространстве от Пролива до самой Швейцарии. Линия фронта ни в чью сторону существенно не сдвигалась.
Рано утром 25 декабря 1914 года
36 Джонатана разбудили голоса. Он выбрался из-под навеса, поднял винтовку и осторожно выглянул из окопа. Дозорные напряженно всматривались вдаль. Со стороны немецких траншей шли трое безоружных солдат противника. Они почти добрались до колючей проволоки, отмечавшей нейтральную полосу. И на удивление, навстречу им выступило несколько невооруженных англичан.
Джонатан, на тот момент дослужившийся до капрала, кинулся в блиндаж будить командира – капитана Уэстроу. Капитан побежал к заграждению, едва успев одеться.
– Эй, вы! Я прошу вас отойти, иначе мы вынуждены будем стрелять! – обратился он к германским солдатам. – Черт, кто там у нас говорит по-немецки? Гастингс!
– Да, сэр! – отсалютовал Тедди, бывший на две головы выше коротышки капитана.
– Что «да»? Переводи!
– Есть, сэр.
– Не надо! Говорий по-английский! – немец с повязкой санитара поднял руки в примирительном жесте. – Хотей пожелать веселый Рождества. Уже уходий. Но… может… перемирие?
– Это, конечно, паписты проклятые, но грех стрелять в такой праздник и им, и нам, – пробормотал себе под нос Уэстроу.
– Сэр, мы можем воспользоваться моментом и подойти поближе к их расположению с целью разведки, – тихо бросил Джонатан.
Капитан посмотрел на него взглядом, означающим бог весть что, кивнул немцу и слегка улыбнулся.
– Перемирие.
– Прекрати выслуживаться, – зашипел Тедди, наступая Джону на ногу. – Генералом собрался с войны вернуться?
– Да уж не рядовым, как ты, скромный наш аристократ, – Джонатан двинул друга по ребрам.
Вокруг них собралось человек десять англичан.
– Ваши офицеры отдали вам приказ прийти сюда и сказать все это? – по-немецки спросил Тедди вражеского санитара.
– Нет, мы сами.
– Гастингс, передайте, что, если кто-то из их ребят еще захочет «пожелать веселый Рождества», пусть не переходит линию и ждет у насыпи. А пока… – Уэстроу порылся в карманах шинели. – Вот.
На раскрытой ладони капитана лежала слегка помятая, но почти полная пачка виргинских сигарет.
– Danke, – радостно кивнул немец и взял пачку осторожно, двумя пальцами, словно она могла взорваться.
– Аддерли, идемте, нужно доложить обо всем в штаб, а вы, – коротышка ткнул пальцем в грудь Тедди и понизил голос почти до шепота, – узнайте что-нибудь полезное.
– Нечестно, сэр, перемирие! – возмутился Тедди, косясь на вражеских солдат.
