Он помедлил.
– А вы… знали Теодора?
– Да, его и Изабеллу. Мы… мы учились вместе в академии, – фигура графа становилась размытой, а от щек Шарлотты медленно отливала кровь. – Знала, сэр?
Граф вытянул руку вперед, словно хотел дотронуться до Шарлотты, но тут же опустил. Его лицо на миг исказилось искренним горем.
– Вы не в курсе. Мне очень жаль сообщать печальные новости леди в вашем положении, но мой старший сын погиб в один из первых дней битвы на Сомме.
Граф отвернулся.
– Едем домой, отец, – взмолилась из машины Амелия.
– Вас подвезти? Вы ведь живете в Кенсингтоне? – граф совладал с собой и снова надел на лицо светскую маску. – Вы выглядите очень взволнованной. Простите, я не ожидал, что мои слова произведут на вас настолько сильное впечатление.
– Спасибо, я доберусь сама. Примите мои соболезнования, милорд.
Сэр Фрэнсис учтиво коснулся пальцами полей шляпы, слегка наклонив голову. Шарлотта проводила взглядом автомобиль Хантингдонов, успев заметить, как разрыдалась на заднем сидении надменная Амелия, не носившая траур по брату.
«Конечно, вы не ожидали, милорд. Вам ничего не известно о том, что Теодор подарил мне кольцо вашей первой жены. Вы даже не подозревали о моем существовании, – думала Шарлотта, продолжая путь. – А вообще граф, в сущности, приятный человек. Удивительно, почему они с Тео никак не поладят. Хотя, если он такой же взрывной и упрямый, как Теодор и Амелия, то все понятно. Сестра Эмми Роббинс, знает ли ваш отец, где вы пропадали в начале войны?».
Лондон вокруг словно погрузился в тишину. Шарлотта автоматически переставляла ноги, придерживая рукой живот. Мысли тихо плыли – посторонние и странные, они будто нарочно заслоняли болезненную, жестокую правду, чтобы Шарлотта не захлебнулась криком и рыданиями прямо на улице.
Но постепенно ужасная новость начинала брать верх над размышлениями о семействе Хантингдонов. В момент, когда Теодора не стало, как могла жизнь Шарлотты идти как обычно? Почему ничего не шевельнулось в груди? Как возможно, что она ничего не почувствовала?
Ноги больше не слушались, и Шарлотта взяла кэб. Сжавшись в комок на сидении, она сосредоточилась на стуке копыт по мостовой. Мелкая тряска неприятно отдавалась во всем теле. Шарлотта закрыла глаза.
– Леди, вам нехорошо? – обернулся кэбмен.
– Да, жарко сегодня.
«Кто был рядом с тобой? Кто видел все? Что произошло?».
Вернувшись домой, Шарлотта нашла на кухне Анну, Мейгрид и девочек. Они вместе пили чай – в последнее время в доме Аддерли стерлись светские условности и разница между прислугой и хозяевами.
– Шарлотта, ты опять ускользнула из дома одна! – воскликнула Анна. – Я ведь просила так не делать. Мы волнуемся. Ты только посмотри на себя – похожа на привидение.
– Вы знали, да? – не своим голосом спросила Шарлотта.
– О чем? – Анна со звоном поставила чашку на блюдце.
– Девочки, идемте-ка в кладовую, поможете принести продукты для ужина, – громче, чем надо, сказала Мейгрид.
– Где список? Покажи, – требовательно продолжила Шарлотта, когда они вышли.
– Шарлотта, прости…
– Я понимаю, почему вы мне не сказали, правда. Просто покажи мне список, Анна, – в ее голосе звенел металл.
Анна выбежала из кухни и очень быстро вернулась с длинным листом бумаги, сложенным вдвое. Дрожащим пальцем она ткнула в имя сержанта Теодора Гастингса. Список был напечатан мелкими буквами, чтобы вошло как можно больше, – потери были поистине чудовищными. Состоять всего из одного листа он не мог. Фамилии здесь начинались с буквы G и заканчивались на J.
– Джонатан? – продолжала допрос Шарлотта.
– Его нет в списках. И… его смерть я точно не смогла бы скрывать. Мне и так не очень удавалось. О, дорогая, прости нас! Мы только хотели тебя поберечь!
Шарлотта вспомнила, как Анна забралась к ней в постель, словно они опять стали маленькими девочками. И то, с какими лицами в последнее время ходили все домашние – а она-то отнесла их настроение только к переживаниям по поводу событий на фронте и страху за Джонатана. Конечно, они давно знают. Руки Шарлотты опустились, и листок с именем Тедди скользнул на пол.
– Ничего, Энни. Я не сержусь на вас, – Шарлотта погладила сестру по плечу. – И позвони доктору, пожалуйста.
Она вышла из кухни, и только тут Анна заметила, что подол платья Шарлотты насквозь мокрый.
***
Она выныривала из тягучего забытья и видела лицо доктора и попеременно – матери и Анны. Шарлотту бил лихорадочный озноб, тело стало невесомым и пустым. Волосы и одежда прилипли к коже, покрытой испариной.
Доктор разговаривал с ней, а после сделал укол, которого Шарлотта не почувствовала. Она закрыла глаза, и привычный вид комнаты сменился полумраком палатки. Изо рта шел пар, и она крепче прижалась к Тедди, который гладил ее по волосам. Его запах и тепло тела действовали успокаивающе. Нужно только не отпускать его, не позволить ему покинуть госпиталь, и тогда все будет хорошо с ними обоими. Шарлотта переведет часы, как в старых сказках, и обманутый Тедди опоздает, останется, пусть даже из-за этого рухнут города и погибнут империи.
Поясницу пронзила резкая боль, живот налился свинцом от диафрагмы до паха. Палатка исчезла, а из темноты снова выплыло лицо доктора.
– Нет, нет! – взмолилась Шарлотта. – Вернись!
– Мисс Шарлотта, слушайте мой голос. Вы меня видите? – озабоченно спрашивал доктор, придерживая ее за подбородок и пытаясь привлечь внимание. – Миссис Аддерли, если мисс Шарлотта не станет мне помогать, придется забрать ее в госпиталь. Потребуется операция.
– Еще не хватало, – миссис Аддерли перекрестилась. – Лотти, послушай. Это твоя мать. Скажи что-нибудь, детка.
– Больно, мамочка, – прошептала Шарлотта.
– О, поверь, я хорошо об этом осведомлена – родила двоих! – заявила миссис Аддерли. – Доктор уверяет, что заберет тебя в госпиталь. Респектабельная женщина просто обязана разрешаться от бремени дома. Это ведь таинство, а не достояние целого батальона врачей. Мне пришлось только раз оказаться в такой ситуации, да и то Бог привел меня туда, чтобы я нашла нашу Анну. Так что ты должна взять себя в руки. Оставьте нас, пожалуйста, вдвоем.
Она подождала, пока доктор и Анна выйдут.
– Я наговорила ерунды, Лотти, но зато теперь ты смотришь на меня осознанно и не пугаешь полуобморочным состоянием. Дорогая, ты будешь горевать потом. Я все понимаю, я два года живу в страхе за жизнь единственного сына. А будь у меня их трое – я боялась бы втройне. Я провожала на фронт одну из дочерей и встречала ее обратно, повзрослевшую, с глазами человека, который побывал по ту сторону жизни. И знаешь что? Я боюсь за вас с тех пор, как вы родились. С этим страхом живешь всю жизнь, даже свыкаешься постепенно. Ты тоже должна познать его. Поэтому помоги малышу родиться. Соберись, Шарлотта!
