— Хочешь, чтобы я была честна с тобой?
— Да. — Киваю.
— Ни хрена у тебя не выйдет. — Прикуривает и глубоко затягивается.
— Почему?
— Потому что ты ставишь на то, что я ему небезразлична. — Разом выпускает весь дым мне в лицо. — Но это не так. — Ее губ касается печальная улыбка.
— Я думал, что знаю его. Но он дважды меня удивил. — Пожимаю плечами. — И второй раз — с тобой. Не думал, что он может задержаться с кем-то дольше, чем на одну ночь.
Она смотрит на меня пристально и долго. Сигарета дрожит у нее меж пальцев. Серо-синие глаза уступают под натиском влаги и начинают блестеть.
— Не вижу в тебе ничего такого, чтобы привлекло его. — Решаю быть честным, рискуя своим цинизмом добить ее окончательно. Но именно это мне и нужно — ее эмоции. — Ни спереди, ни сзади. Ему всегда другие девушки нравились. — Рисую руками основательные такие буфера.
Слезы, застывшие в уголках ее глаз, покрываются ледяной поволокой.
— А что, дело только в сиськах? — Интересуется с холодом в голосе.
Пожимаю плечами:
— Стараюсь понять, что он в тебе нашел.
Соня затягивается так, что дым тут же начинает вырываться у нее из носа.
— Потому что я чистая была. — Она улыбается с каким-то поистине мазохистским удовольствием. — Наивная, не порченная. Целка. — Затягивается снова, разогревая сигарету докрасна. — Может, любил. — Выдыхает дым тонкой струйкой. — Может, хотел попробовать, получится ли у него, как у всех: с бабой быть долго. А, может, просто не мог представить, что меня после него кто-то другой трахать станет. А я этому «кому-то» также буду в глаза доверчиво и преданно смотреть… — Она прикусывает нижнюю губу так сильно, что та моментально вспухает. — Одна проблема. Я посмела хотеть быть единственной. А по его правилам только у меня не может быть никого, кроме него. А он… Он может позволить себе все, что угодно.
Улыбается.
— Не умеешь ты себе мужиков выбирать. — Говорю сдавленно.
— Просто не умею соглашаться на их условия. — Ей становится нарочито весело.
А мне неприятно оттого, что я вижу за всем этим показным равнодушием: отчаянную боль и тоску.
— Ты должна участвовать в этом деле. — Забираю у нее сигарету и сминаю в пепельнице. Подвигаюсь ближе, заставляя девушку недовольно отшатываться. — Должна. Ни ради денег и ни потому что тебя заставляют.
— Зачем тогда? — Выдыхает с тупой болью во взгляде.
— Чтобы больше не бояться. Не прятаться. Чтобы разрубить этот узел.
— Я и не боюсь.
Качаю головой.
— Он тебя всю жизнь будет искать. Сама знаешь. Не из-за бабла. Просто из-за того, что ушла, не простит. И ты должна покончить с этим сейчас, это твой единственный шанс, Соня.
— Почему? — Громко сглатывает она.
Дарю ей сочувственный взгляд.
— Потому что только я могу тебя защитить. От него. Только рядом со мной он тебя не тронет. — Небрежно хлопаю взволнованную девушку по коленке и торопливо встаю. — Поэтому предлагаю заключить временное перемирие. Идет? Если ты не будешь шипеть и огрызаться, мне легче будет поверить в то, что я в тебя влюблен.
11
Соня
Немного переживаю, что пришлось расстаться с братом: мы отвезли его в отель «Олимп», где они с придурком, которого все называют Шведом, и остальными ребятами должны заселиться в номер, который будет находиться на этаж ниже нашего. Это помещение и станет штаб-квартирой нашей команды на эти несколько дней.
— Готова? — Спрашивает мой спутник.
Провожаю глазами Свята, уходящего по вымощенной брусчаткой широкой дорожке по направлению к отелю.
— Угу. — Киваю.
И перевожу взгляд на Глеба.
Перед нашим отъездом из дома он успел переодеться. В светлой рубашке с коротким рукавом его бицепсы выглядят просто убийственно. Широкие плечи до предела натягивают ткань, крепкие мышцы под яркими татуировками перекатываются литыми бурунами, а загар на открытых участках кожи отливает чистым золотом.
Он опять хмур и сосредоточен, и мне невольно хочется выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы попробовать расшевелить этого здоровяка, ведь его улыбка, такая редкая, но почему-то особенная, сияет и вдыхает жизнь во все вокруг.
— Сначала салон красоты или магазин?
— Магазин. — Отвечаю.
Смотрю на него искоса, пытаясь разглядеть светло-зеленые глаза за темными стеклами солнцезащитных очков.
— Хорошо. — Он сворачивает к огромному комплексу, состоящему сразу из трех торговых центров. — А волосы ты, кстати, нарастить не хочешь?
— Не нравится моя прическа? — Усмехаюсь.
Сказал бы спасибо, что согласилась надеть свое «концертное» платье для шоппинга. Ходил бы сейчас с пацанкой в старой растянутой майке по дорогущим магазинам.
— Это… просто… — Глеб пожимает плечами. — Не очень женственно, понимаешь? Длинные волосы тебе больше идут.
— Ох, и не повезло тебе. — Говорю.
— Почему?
Любовно расправляю складочки на юбке.
— Невеста у тебя обдергайка, да еще и сиськи у нее маленькие.
— Не обижайся, — шумно выдыхает он, — просто с длинными волосами в платье ты смотрелась бы гармоничнее.
— Пять часов в кресле парикмахера, а потом ухаживай за этим русалочьим хвостом без устали? Нет, спасибо.
— Почему сразу хвост? Можно просто как-то… посимпатичнее оформить. Сделать длину до плеч, например.
— Стильная карешечка? Мммм… Чтобы моему благоверному больше не приходилось меня не стыдиться? — Отворачиваюсь к окну. — Был бы ты моим настоящим женихом, я бы еще подумала. А так — не хрен мне диктовать, что с собой делать. Я горжусь своими волосами. И сиськами, и задницей. Мне с ними комфортно. А кому не нравится, те могут быть свободны.
— Сонь… — Прицокивает языком.
— М?
Поворачиваться к нему совершенно не хочется.
— Я бываю грубым.
У меня невольно вырывается смешок:
— Открытие века.
Ужасно хочется курить, но терплю. В такую жару бедным мозгам и так хреново, а если еще и дымом их травить на голодный желудок, то можно и в обморок грохнуться.
— Не зацикливайся ты на этих сиськах, они у тебя… классные.
Выдал так просто, словно ничего не значащее замечание про погоду, а у меня сразу щеки почему-то краснеют.
— А я-то думала, что ты меня, как партнер по команде разглядывал. — Закатываю глаза. — «У нас нет мужчин и женщин», ага.
— Да. А сам на твои мелкие сиськи пялился. — Пытается не улыбнуться Глеб.