Книга Магия и тайна Тибета, страница 21. Автор книги Александра Давид-Неэль

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Магия и тайна Тибета»

Cтраница 21

Следующие несколько дней я просто бродила из деревни в деревню, останавливаясь на ночь в домах крестьян. Скрывать свое происхождение, как мне пришлось позднее по дороге в Лхасу, я не пыталась. Казалось, никто здесь не замечал, что я иностранка, или, по крайней мере, не придавал этому никакого значения.

Мой путь проходил мимо монастыря в Патуре, и мне показалось интересным сравнить его с монастырями, виденными в Сиккиме. Один из духовных чиновников пригласил нас на прекрасный обед, – проходил он в темноватом холле, в компании нескольких монахов. Ничто здесь, кроме высоких, массивных зданий, не показалось мне совершенно новым. Тем не менее я поняла, что ламаизм, который я наблюдала в Сиккиме, лишь бледная тень того буддизма, который существовал в Тибете. У меня было смутное представление о том, что за Гималаями лежит совершенно дикая страна, но теперь я стала осознавать: а ведь наоборот, здесь встречаются по-настоящему цивилизованные люди.

Среди многочисленных происшествий в пути – переправа через вспухшую от дождей и тающего снега реку Чи; перебраться через нее ни за что не удалось бы, не приди мне на помощь местные жители: они переводили наших лошадей одну за другой на тот берег.

За деревней под названием Кума, среди пустынной земли шла длинная дорога. Опираясь на описание пути, данное нашими слугами, хорошо знавшими его, я надеялась сделать удобный привал у термальных источников, принять горячую ванну и уснуть на теплой земле. Но внезапная буря заставила нас поспешить устроиться на ночлег, так и не добравшись до вожделенного рая. Сначала нас атаковал град, затем стал падать такой сильный снег, что мы вскоре оказались засыпаны по самые колени. Протекавший рядом с нашим лагерем ручей переполнился и залил нас. Мне пришлось провести ночь без сна и стоя почти все время на единственном небольшом островке под моей палаткой, не залитом грязной водой. Вот во что превратились мои мечты о приятном сне.

Наконец за поворотом дороги – я остановилась, увидев человека, валявшегося в пыли (он был пьян), – перед моими глазами неожиданно открылся великолепный вид. В синих сумерках вдали стоял огромный монастырь Ташилхунпо: множество белых зданий, увенчанных золотыми крышами, отражавшими последние лучи заходящего солнца. Цель моя достигнута.

Странная мысль пришла мне в голову. Вместо того чтобы искать пристанища в какой-нибудь гостинице в городе, я послала слугу к ламе, который отвечал за развлечения гостей монахов или учеников из местной провинции Кхам. Как женщине-иностранке, незнакомой с ним, пробудить его интерес к себе и с какой стати рассчитывать на поддержку? Не задавая себе таких вопросов, я действовала по наитию, и с превосходным результатом.

Высокий чиновник послал трапа, чтобы заказать мне две комнаты в единственном доме рядом с монастырем; там я и устроилась.

На следующий же день по протоколу начался опрос тех, кто собирался встретиться с таши-ламой. Мне пришлось детально описать мою родную страну, и расспрашивавшие были удовлетворены, услышав, что я родилась в месте под названием Париж.

Какой Париж? На юге от Лхасы есть селение под названием Пхагри, произносится Пари. Я объяснила, что «мой Париж» находится несколько дальше от столицы Тибета и расположен западнее, но настаивала, что из Тибета можно добраться до моей страны не пересекая моря и, следовательно, я не пхилинг (чужая). Само слово «пхилинг» буквально означает «континент за морем».

Долго находясь поблизости от Шигадзе, я утратила всякую возможность оставаться неузнанной, более того, тот факт, что я жила отшельницей, сделал меня известной в стране. Незамедлительно появились любопытствующие, и мать таши-ламы пригласила меня в гости. Мне удалось заглянуть во все углы монастыря, и, чтобы отплатить за оказанное мне гостеприимство, я предлагала чай нескольким тысячам монахов, живущих там.

Прошло много-много лет, столько произошло изменений с тех пор, как я посетила многие ламаистские обители и даже жила в них, притупилась острота восприятия, но, когда я осматривала Ташилхунпо, меня глубоко трогала каждая мелочь, попадавшаяся на глаза.

В храмах, залах и дворцах верховных священнослужителей царила варварская роскошь. Ни одно описание не передаст его настоящего великолепия. Золото, серебро, бирюза, нефрит в изобилии использовались для украшения алтарей, надгробий, для дверных орнаментов, ритуальных принадлежностей и еще при изготовлении домашней утвари, которой пользовались богатые ламы. Можно ли сказать, что я пришла в восторг от этой пышности? Нет, это не совсем верно и по-детски, – я восприняла ее как работу могущественных гигантов, чей мозг еще не развился до конца.

Этот первый контакт с Тибетом даже повлиял бы на меня не совсем благоприятным образом, но передо мной везде представало свойственное ему спокойное одиночество, и я знала, что оно скрывает мудрецов-аскетов, способных держать в повиновении вульгарность, присутствующую во всем этом великолепии в глазах масс.

Таши-лама, очень любезный со мной и бесконечно внимательный всякий раз, как я навещала его, отлично знал, где находится мой Париж, и произносил слово «Франция» на прекрасном французском языке. Мое рвение к изучению ламаизма очень нравилось ему, и он охотно помогал мне в исследованиях, как только мог. Почему бы мне не остаться в Тибете, спрашивал он меня.

И вправду – почему? Желание это не покидало меня, но я знала, что преподобному великому ламе, как ни велико его значение и уважение к нему в стране, не хватит власти, чтобы получить для меня разрешение жить в Тибете.

Тем не менее, будь я в тот момент так же свободна от всех обязательств, как во время путешествия в Лхасу, сделала попытку воспользоваться защитой, им предоставляемой, и поселиться в каком-нибудь уединенном месте. Но я не предвидела, что такое предложение последует. Мой багаж, записи, коллекции фотонегативов (и почему мы считаем эти вещи такими важными?) остались либо у друзей в Индии, либо в моем отшельническом жилище в горах. Но сколько мне еще предстояло изучить, какие огромные перестройки мировоззрения претерпеть, прежде чем через несколько лет радостно бродить в дебрях Тибета.

В Шигадзе я познакомилась с учителями таши– ламы – преподавателем светских наук и учителем, посвятившим его в мистические учения. Встретилась также с созерцательным мистиком, духовным наставником таши-ламы, высоко ценимым и уважаемым, – если верить историям, что о нем рассказывают, он окончил жизнь совершенно чудесным образом [33]. Там, в Шигадзе, как раз заканчивали строительство храма, который таши-лама собирался посвятить будущему Будде Майтрейе, властителю бесконечной страсти. Огромную статую поставили в зале с галереями, позволявшими верующим обходить ее вокруг на первом этаже, на уровне ступней, и постепенно подниматься по галереям на второй, третий и четвертый этаж, сначала до пояса, потом до плеч и до головы. Двадцать ожерелий из драгоценных камней, уложенных в громадный узор, украшали гигантского Майтрейю. Ожерелья изготовили из драгоценностей, пожертвованных дамами из высшей знати Цанга во главе с матерью таши-ламы, которая добавила к приношениям все свои драгоценности.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация