До моего отъезда Сингх был абсолютно здоров; он собирался заниматься исследованиями в одной из библиотек Филадельфии; что же с ним приключилось? Мне пришлось поспешно уехать из Рио и отправиться к моему другу.
Я с трудом узнал его, настолько он изменился: ужасно исхудал, смуглая кожа стала мертвенно-серой. Каким образом за несколько дней могла произойти подобная перемена? Врач ничего не понимал; он не находил никакой болезни, ничего, кроме необъяснимого падения жизненного тонуса во всех органах.
«Я попросил вас приехать, потому что скоро умру», — сказал Сингх.
В ответ я начал что-то говорить, стараясь внушить ему надежду на выздоровление, однако он тотчас же перебил меня.
«Эти выдумки бесполезны, — холодно произнес он. — У меня нет времени на них. Просто выслушайте меня. Вот так! Я оказался трусом…»
Когда я вновь попытался опровергнуть это странное заявление, он резко заставил меня замолчать.
«Да, я оказался трусом. Это касается только меня; я причинил вред одному себе… непоправимый вред. Учитесь на моем опыте, если можете.
Мы, индусы, верим, что в Гималаях есть в высшей степени святые места, любимые нашими богами: Шивой, Вишну, Дургой
[59], а также места, где обитали наши древние риши, а впоследствии и другие мудрецы, посвятившие себя созерцанию тайны единственного Сущего: Брахмана
[60], присутствующего во всем в бесчисленных проявлениях; человек постигает его, разрывая призрачную завесу, на которой наша страстная привязанность к личному «я» рисует формы этого мира… Я узнал это от своего гуру, санньясина из монастыря в Срингери, бхарати… святого, очень мудрого человека. Он видел то, что лицезрели риши, чьи учения были переданы нам «Упанишадами»
[61]. Я часто говорил вам об этих священных книгах, и вы меня поймете. Я решил посетить места, где появилась на свет вся эта великая мудрость. Беседы праведных араньяков
[62], наставления, которые они давали своим ученикам, видения, открывавшиеся их духовному взору — все это, очевидно, оставило глубокий след в атмосфере этих мест, породило тонкие энергии, способные проникнуть в того, кто отдается им с полным самозабвением, и привести этого человека к высочайшему просветлению».
— Я повторяю вам слова моего друга по памяти, — сказал господин Мюррей, — но память никогда мне не изменяет, к тому же я был настолько потрясен рассказом Сингха, что, по-моему, передал вам его почти дословно.
В тот день я узнал, что мой друг уезжал, как и собирался, что он странствовал по Гималаям и посетил некоторые известные места паломничества.
Когда я встретился с Сингхом на следующий день, его состояние резко ухудшилось. Накануне он казался очень слабым, но в совершенно здравом уме, а теперь у него был блуждающий взгляд и говорил он с трудом.
«Я оказался трусом, — сказал он опять, как только я пришел к нему, и принялся повторять свое вчерашнее поразительное заявление с душераздирающим отчаянием в голосе. — Я оказался трусом… трусом…»
Мой друг явно бредил. Словно прочитав мои мысли, он схватил меня за руку.
«Скорее, скорее, слушайте… После многодневной медитации в лесу, устав сидеть неподвижно, я встал и несколько минут пробирался сквозь чащу. И наконец оказался перед входом в большую пещеру. Из любопытства я заглянул внутрь. Земля была усеяна человеческими останками… Нет, не просто усеяна: кости покрывали ее густым слоем… невероятно густым!..
Мне и в голову не пришло, что я вижу логово кровожадного зверя: тигра или леопарда. Сразу стало понятно, что это нечто другое, нечто ужасное, из потустороннего мира. Я попятился и отошел в сторону. Я находился на склоне, откуда была видна равнина, расстилавшаяся у подножия горы. Несколько погонщиков мулов шли по ней с вьючными животными, нагруженными тюками.
Внезапно меня осенила мысль: мне ничего не стоит спуститься вниз, до того как стемнеет, присоединиться к каравану и ускользнуть от пещерного Пожирателя.
Но я лишь смотрел путникам вслед, даже не попытавшись их догнать. Под высокими деревьями сгущалась вечерняя тьма. Я подумал, что если не дам себя съесть, то не достигну духовного просветления, «мукти» («мокши»), Освобождения, и, как знать, сколько еще раз мне придется появляться на свет, терпеть в различных условиях страдания, неотделимые от непрерывной цепи перерождений, прежде чем мне опять выпадет подобный случай?
И вот я снова очень решительно направился к пещере, вошел в нее и сделал несколько шагов; внезапно я разглядел в глубине Бхайраву Ужасного
[63]. Его огромная тень с головой быка, казалось, застыла в ожидании.
Я кинулся бежать назад. Мне показалось, что я упал и покатился по длинному склону с головокружительной скоростью. Когда пришел в себя, то был уже в долине у подножия горы.
Я уехал из Индии; вы знаете, что я жил в Америке. Теперь меня уносит смерть… Куда?.. Чтобы возродиться где?.. Из-за своей трусости я упустил возможность, предоставленную мне не иначе как благодаря моему святейшему гуру… Я оказался трусом…»
— Мой друг больше ничего не сказал и замолчал, вероятно, впав в беспамятство. Я подумал, что ему нужно дать отдохнуть несколько часов, после чего можно будет его расспросить. Мне хотелось узнать у Сингха, в каком месте у него было это поразительное видение, но он умер той же ночью, и мне уже не довелось увидеть его живым…
Мюррей умолк; он безмолвствовал, погрузившись в воспоминания о невероятном рассказе умершего друга.
