– А какое это вообще имеет значение?
Я поворачиваюсь к ней, вспомнив те времена, когда все было куда проще. Мы тогда были просто детьми, которые, бывало, лежали в пшенице, наблюдая за приближающимися грозами и соревнуясь в том, кто сумеет продержаться дольше, прежде чем побежит в дом. Тогда она всякий раз оказывалась смелее, чем я.
Я останавливаю пикап перед домом и глушу двигатель. Потом, сделав глубокий вдох, говорю:
– Это имеет значение. Для меня.
Какое-то время мы сидим молча.
– Я знаю про частную школу, – чуть слышно говорит Джесс.
– Что? – У меня пересыхает в горле.
Она наклоняется и вытаскивает из своего рюкзака письмо. Оно уже открыто.
Я выхватываю его из ее рук и читаю:
Мы рады сообщить Вам, что Натали Тейт зачислена в частную школу-интернат Всех Святых на следующий учебный год.
Просим Вас внести всю сумму задатка не позднее 1 ноября.
– Ее приняли, – шепчу я, и мои напрягшиеся было плечи расслабляются. – Умничку приняли. – Я поворачиваюсь к Джесс и вижу, что она сердито смотрит на меня. Я складываю письмо и кладу его в задний карман джинсов. – Сколько времени оно было у тебя?
– Несколько дней.
– Знаешь, если тебя бесит твоя собственная жизнь, это еще не причина, чтобы отыгрываться на Умничке. У нее есть хороший шанс выбраться отсюда. И добиться успеха в этой жизни.
– А у меня его нет. – Она начинает ковырять свои и без того изуродованные кутикулы.
– Я этого не говорил. – Я досадливо вздыхаю. – Но ты не сделала ровно ничего, чтобы доказать мне обратное.
Джесс открывает дверь машины и выходит из нее; по лицу ее ручьями текут слезы.
– Я не должна ничего тебе доказывать. Ты должен просто знать.
Мне хочется пойти за ней и извиниться, но я не могу. Не могу заниматься еще и этим. Я смотрю на пшеницу, колышущуюся на ветру. Сейчас имеет значение только одно – жатва. Теперь я вижу это ясно. Вся эта история с Обществом по охране старины, с мисс Грейнджер, Тайлером, Эли… – все это было всего лишь одним грандиозным способом отвлечения внимания, который я придумал для себя, чтобы уйти от реальности. У меня остается сорок четыре акра неубранной пшеницы. Вот моя реальность. Успешное завершение последней жатвы – это сейчас единственное, что может нам помочь.
И спасти меня самого.
Глава 12
Я убираю десять акров пшеницы за восемь часов. Это для меня новый рекорд. У меня ломит все тело – мне нелегко даже просто выбраться из комбайна. У меня слипаются глаза, но именно это мне сейчас и нужно. Пусть я загоняю себя до смерти, но, по крайней мере, не потеряю рассудка.
Я поднимаюсь по шатким ступенькам парадного крыльца, и Умничка тут же распахивает передо мной дверь.
– Мы поужинали без тебя, – сообщает она, беря у меня куртку и шляпу и вешая их на колышки. – Как ты и просил, но получилось совсем не так весело, как бывало, когда мы ужинали с тобой. Джесс весь ужин просидела как колода, не сказав ни словечка. – Умничка достает из кармана свой пакетик с наклейками. – Скажи мне, когда будет все, – говорит она и начинает по одной наклеивать золотые звездочки на плакатный картон, одновременно считая их вслух.
Она поднимает на меня округлившиеся глаза, когда мы оставляем позади цифру «пять», а когда позади остается и цифра «восемь», она начинает улыбаться так широко, словно вот-вот лопнет от радости.
Наконец на цифре «десять» я говорю «все», и она, уронив пакетик на пол, подбегает ко мне и крепко обнимает меня ровно тридцать четыре раза. Одно объятие за каждый из остающихся тридцати четырех акров.
– Мы уже почти закончили.
– Остается надеяться, что морозы не начнутся еще несколько дней.
– Не начнутся. Не должны.
– Клэй? – зовет меня из кухни мама. – Я приготовила тебе поесть. Это кое-что особенное.
Умничка берет меня за руку и тащит на кухню. Запах здесь стоит восхитительный – пахнет древесным углем, морской солью и специями.
– Давай садись. – Мама подталкивает меня к моему стулу. Думаю, то, что мне удалось заставить ее подать ужин без меня – это настоящий триумф. Теперь мне остается поработать над тем, чтобы уговорить ее дать мне возможность самому накладывать еду на свою тарелку.
Умничка прыгает вокруг стола на одной ножке, все еще сияя от нашей с ней победы. Мама достает тарелку из духовки и ставит ее передо мной. У меня сводит желудок.
– У нас есть печеная картофелина, нафаршированная маслом и беконом, и зеленая фасоль с кусочками миндаля, как раз как ты любишь! – радостно говорит Умничка.
Но я вижу только одно – находящийся на середине моей тарелки огромный бифштекс, истекающий красным соком, который загрязняет все лежащее вокруг. Перед моими глазами встает хлев – и мой отец, окруженный грудой из наваленных друг на друга трупиков неродившихся телят. И покрытая кровью Эли, вылезающая из туши той убитой коровы.
– Откуда взялась эта штука? – выдавливаю я из себя, чувствуя, как горло мое обжигает горькая желчь.
– Мясо привез Тайлер Нили, – говорит мама. – Вчера вечером перед большой игрой в Обществе охраны старины проходил ежегодный торжественный ужин. Поверить не могу, что мы его пропустили. Твой папа, должно быть, тоже об этом забыл. Мы стали такими забывчивыми – это из-за старости. Но они отправили нам несколько бифштексов, которые у них остались, чтобы ими смогли полакомиться и мы.
– Тайлер был здесь. – Я с силой тыкаю в мясо вилкой. – И привез нам бифштексы.
Умничка вопросительно смотрит на меня, опершись подбородком на сложенные ладони. Мне хочется заорать – хочется швырнуть этим бифштексом в стену – но не могу же я закатить сцену.
Я несколько раз тыкаю его вилкой и с притворным беспокойством смотрю на стенные часы.
– Вот что, – говорю я так спокойно и ровно, как только могу. – Не могла бы ты завернуть это для меня?
– О, разве он не так прожарен? – Мама подходит ко мне, чтобы проверить, но не смотрит на бифштекс, ее внимание приковано к гостиной.
– Нет, он прожарен идеально. – Я выдавливаю из себя улыбку, чтобы не огорчать Умничку. – Просто мне сейчас хочется жареной курицы из супермаркета-кулинарии «Пигли-Вигли».
– Ты это слышишь? – говорит мама, склонив голову набок под каким-то странным углом.
– Что, часы?
Она переводит взгляд на кухонные часы.
– О, ты уже опаздываешь на матч. Тебе надо поторопиться.
– Да, конечно. – Я встаю из-за стола, сочувственно подмигнув Умничке.
– Можно я поеду с тобой? – спрашивает она.
– Нет. – Я щекочу ее под подбородком. – Ты должна подготовиться ко сну. Думаешь, ты останешься умничкой, если начнешь засиживаться допоздна? А нам нужно, чтобы ты оставалась такой же умной, настолько умной, насколько это вообще возможно. Иначе кто будет управлять этой фермой?
