Бен открывает дверь хлева, и оттуда в узкий проход, ведущий на площадку для родео, стремительно бросается бык.
– Ни фига себе! – вопит Бен. Бык весь чернильно-черный, словно его сделали из тысяч вороновых перьев, и его рога остры, как бритвы.
– Как его зовут? – спрашиваю я, глядя, как он яростно бросается на решетчатые стены прохода.
– Дьябло
[9]. – Тайлер ухмыляется, пытаясь накинуть на шею быка лассо.
– Конечно, как же еще? – Я делаю глубокий вдох.
– Ты уверен, что хочешь это сделать? – Эли бочком подходит ко мне. – Никто не стал бы тебя винить, если бы ты… Ну, если тебе не хочется этого делать.
– О, нет, думаю, что хочется. – Я поднимаю руку, заправляю упавшую на ее лицо прядку ей за ухо, и она улыбается мне, улыбается так, словно понимает все. Именно так всегда и было между нами – половину времени, которое мы проводили вместе, нам даже не были нужны слова.
Тайлер прочищает горло, и я убираю руку. Я чувствую, как он взглядом просверливает дыру у меня в затылке с яростью, не уступающей ярости быка. Я уверен – он полагал, что я струшу, но я не отступлюсь. Больше никогда не отступлюсь.
– А не сделать ли нам это дело немного интереснее? – говорит Тайлер, соскочив со стенки прохода, достав из кармана бумажник и положив на верх столба ограды стодолларовую купюру. – По сто баксов с носа тому, кто сумеет дольше всего продержаться на площадке для родео.
– Полегче, Тайлер Трамп. – Я пытаюсь обратить это в шутку, но у меня в голове не укладывается, что для него держать в бумажнике стодолларовые купюры – это пустяки.
– Да, это немного крутовато и для меня, – говорит Бен, роясь в своих карманах.
– Ну, хорошо. – Тайлер вздыхает. – Тогда клади столько, сколько есть у тебя в карманах.
Бен кладет на верх столба шестьдесят долларов. Я кладу то, что есть у меня.
– Двадцать два бакса? – Тайлер смеется. – Мне почти совестно забирать их у тебя, Тейт. Почти. – Он смахивает пыль со старой подковы и кладет ее на купюры. – Твоему фарту пришел конец, Тейт, – говорит он и, задев меня, проходит мимо, чтобы надеть свои чапсы.
Бен хлопает меня по спине:
– Как в старые добрые времена, верно, Тейт?
– Да, что-то в этом духе. – Я выдавливаю из себя улыбку.
Пусть у Тайлера есть сделанные на заказ чапсы, пусть его тренируют лучшие тренеры, которых можно нанять за деньги, но сейчас мы играем не для того, чтобы зарабатывать очки, и если мне чего-то недостает в плане стиля, я компенсирую это за счет куража. Мне нужно сделать только одно – продержаться дольше всех остальных. А держаться я умею.
Я смотрю, как Эли, прислонясь в ограде прохода, разговаривает с быком, пытаясь его успокоить, и понимаю – она во всем этом не виновата. И я сделаю все, что потребуется, чтобы защитить ее.
Из кустов выходит Тэмми, держа в руке три травинки перловника. Мы тянем жребий, чтобы определить очередность, в которой будем садиться на быка. Первым будет Бен, затем Тайлер, потом я.
Бен начинает ходить взад и вперед, стараясь настроиться и собраться, и я думаю, что мне улыбнулась удача. Его не зря прозвали Большим Беном. Надеюсь, он хоть немного измотает дьябло и мне удастся продержаться на этом быке достаточно долго.
Бен садится верхом на быка и подает сигнал – по крайней мере, мне кажется, что это сигнал. Либо так оно и есть, либо он передумал и пытается соскочить.
Тайлер открывает калитку между узким проходом и площадкой для родео.
Бык бросается влево, бешено крутится, по его брюху пробегает волна, и на этом все кончается. Бену удается продержаться на его спине всего 1,4 секунды, после чего бык сбрасывает его на землю. Он поспешно влезает на ограду площадки и перебрасывает через нее свое тело еще до того, как мы успеваем заскочить внутрь, чтобы отвлечь быка.
– Интересно, – бормочет Тэмми.
– О, черт! – Бен отряхивает от пыли свои джинсы. – Я проглотил свою жвачку.
Теперь очередь Тайлера.
В те времена, когда мы занимались детским родео, он все время проделывал всяческие странные ритуалы, которыe подглядел у профессионалов. Целовал быка, снимал шляпу, благодарил Бога… все что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание публики. Сплошное пустозвонство, и больше ничего, но арбитрам нравятся такие штучки. И теперь, как я вижу, мало что изменилось. Тайлер садится на быка и устраивает целое представление из того, что просто-напросто надевает на руки перчатки. Он молотит кулаком по плоской плетеной веревке лассо, что разъяряет Дьябло еще больше.
Я жду сигнала, и как только Тайлер приветственно касается полей своей шляпы, открываю калитку. Бык вырывается из прохода на площадку для родео с такой яростью, что я чувствую ее кожей. Он вертится вокруг своей оси, встает на дыбы и при этом раскачивает в воздухе свое тело с таким остервенением, что я потрясен тем, что Тайлер ухитряется продержаться на нем целых 4,2 секунды, прежде чем бык сбрасывает его на землю. Бен запрыгивает на площадку, чтобы отвлечь быка, но Дьябло не обращает на него ни малейшего внимания – все его внимание сосредоточено на Тайлере. Бык угрожающе опустил голову, бьет копытом, и его хвост бешено дергается из стороны в сторону.
– Тайлер! – кричу я, залезая на ограду. – Тебе надо уходить!
Но Тайлер продолжает просто сидеть на земле и неотрывно смотреть на быка в полном остолбенении. Потом выхватывает из ножен в голенище сапога нож, и бык встает на дыбы, готовясь ринуться в атаку.
Блеск стали. Храпение. Я чувствую, как что-то внутри меня, хрустнув, ломается, и я, спрыгнув на площадку, бросаюсь между быком и Тайлером, накрывая собою его тело.
Я слышу за спиной стук копыт несущегося ко мне быка и закрываю глаза, готовясь к удару его рогов, но чувствую только его горячее, пахучее дыхание на своем затылке. Тайлер поспешно выбирается из-под меня, и я слышу, как остальные помогают ему перелезть через ограду.
– Ничего себе! – слышу я за спиной громкий шепот Бена.
Я открываю глаза и хватаю нож Тайлера, лежащий рядом. И, глядя сквозь оседающую пыль, смотрю на быка. Он стоит на коленях прямо передо мной, и один из его рогов прижат к моей груди. Стоит ему нажать, и рог пронзит мое сердце. Как только я встречаюсь с ним взглядом, меня словно бьет молния – я его узнаю.
Это тот самый бык-производитель из хлева для искусственного осеменения. Тот самый бык, которого хотел убить мой отец. Внезапно все остальные словно исчезают. Я больше не вижу даже площадку. Остались только двое: я и этот бык.
Он смотрит на меня не моргая своими большими темными глазами, и в них я вижу отражение последних моментов жизни моего отца. Мне хочется отвернуться, но я не могу. Правда о том, что тогда произошло, которую я в тот вечер попытался похоронить, хочет быть услышанной, рвется наружу.
