Однако Тофану, переехавшую, как выяснилось, в Рим и теперь разоблаченную, почему-то сразу не арестовали. Еще несколько десятилетий «мать ядов» практически открыто торговала склянками с «акветтой», возможно, потому, что следователей и их агентов сбивала с толку благостная этикетка на пузырьках с изображением святого Николая Чудотворца. Власти в Риме, традиционно напичканном поддельными церковными артефактами и всяческими псевдореликвиями, думали, что и в данном случае на продажу выставлено нечто подобное, а значит – вовсе не опасное и не подозрительное.
Так продолжалось до того дня, пока лейб-медик Карла VII Австрийского, императора Священной Римской империи, случайно исследовав жидкость, не нашел в ней следов мышьяка.
И на этот раз госпожу Тофану – что удивительно – не спешили принять в объятия римского Правосудия. Наверное, кого-то очень важного в папском окружении весьма устраивало иметь «под рукой» – свою, карманную – отравительницу такого глобального масштаба, с таким опытом деятельности. И тем не менее в 1719 году все окончательно раскрылось: когда в следствие вмешался сам папа римский, решили, наконец-то, задержать преступницу. Однако влиятельные покровители госпожи Тофаны и тут ее предупредили, и перед самым арестом она успела сбежать. В момент истины обратилась за помощью к Богу: нашла убежище в одном из монастырей в Палермо, которому ранее переводила деньги, готовя возможные пути к отступлению. Надеялась сыграть на противостоянии Сицилии и Рима, светской власти и церковной. Но не тут-то было! Возмущенные люди, узнавшие, кого спасают монахини, окружили монастырь и взяли его в осаду… В конце концов, отравительницу арестовали.
В Вечном городе допрашивали госпожу Тофану с пристрастием. Примерив фирменный «испанский сапожок», она созналась в отравлении… шести сотен человек! Назвала в числе своих жертв многих важных фигур из Италии и Франции: политиков, интеллектуалов, высоких представителей клира…
Существует несколько версий о том, как она окончила жизнь. Кто-то из историков утверждает, будто Тофана была казнена на эшафоте вместе со своей дочерью Джеронимой и еще с тремя женщинами, соучастницами на колдовском поприще. (Одновременно еще двенадцать отравительниц были приговорены к пожизненному заключению.) Обезглавленное тело отравительницы якобы было заброшено за стены монастыря в Палермо, где она когда-то безуспешно пыталась укрыться… В этот заключительный абзац официальной биографии великой отравительницы я не верю: с такими, как она, в ту пору деловито расправлялись на костре, а не на плахе. Если палач и прибегал к топору, все равно расчлененный труп ведьмы потом сжигали… Мне кажется более вероятной версия кончины госпожи Тофаны, которой придерживался Михаил Булгаков в его бессмертном романе «Мастер и Маргарита»: ненавистную отравительницу задушили еще в казематах – так надежнее, а потом уже подвергли символической публичной казни на римском Кампо деи Фиори.
Курьезная деталь: в старинных документах повествуется о том, что папские дознаватели до последнего вздоха ведьмы выбивали из нее секрет проклятой «аква Тофана». Богомерзкая старуха так и не сдалась.
Заметки на полях
Интересная задачка: а смогли бы сегодня криминалисты вычислить рецепт «аква Тофана»? Ведь, начиная с первых десятилетий ХХ века эксперты научились извлекать улики из самых неожиданных образцов биологической ткани. В анналы криминалистики вошла история об обнаружении в 1910 году чрезвычайно малых доз яда гиосцина – ранее экспертами не опознаваемого – в останках покойной жены доктора Криппена (шумное уголовное дело в Англии того времени). Этого научного триумфа добился сэр Бернард Спилсбери, один из крупнейших криминалистов Соединенного Королевства. Уникальной была судьба у этого легендарного химика-криминалиста, внесшего решающий вклад в самые шумные расследования отравлений в Великобритании начала прошлого столетия.
Судьба жестоко обошлась со Спилсбери: в 1947 году он покончил с собой, отравившись газом в собственной лаборатории в Лондонском университетском колледже.
Парадокс ситуации заключается в том, что и по сей день при всех наших умных технологиях и совершенных научных инструментах никому из ученых, даже достаточно точно предполагавших набор возможных ингредиентов, не удалось один к одному повторить процесс составления яда, которым милые дамы когда-то убили столько неугодных им мужей и престарелых богатеев. Так и не удалось потомкам отравленных ведуньями заполучить тайну «акветты» – смертельной «святой воды» адской троицы Тофан. Трех колдуний, трех ведьм, а заодно – и талантливых уличных итальянских химиков.
Глава 25. Наслаждение смертью: преступление и наказание
Первым химическое исследование опиума совершил Арман Сеген, французский ученый, в 1804 году. Он извлек из него кристаллическое вещество, которому дал имя древнегреческого бога сна – Морфея. Так родился морфий. (Современное название «морфин» предложил великий французский химик и физик Жозеф Луи Гей-Люссак.) Ведь опиум содержит, в зависимости от сорта, до двадцати процентов морфина и до двух – кодеина. Параллельно с французом исследование макового яда вел немецкий аптекарь-самоучка и тайный алхимик Фридрих Сертюрнер, он тоже выделил из опиума его «активное начало» – «опиумную, или меконовую кислоту». В 1806 году ему первым в мире удалось экстрагировать растительный алколоид в чистом виде и убедиться в том, что морфий сильнее сырого опиума в десять раз как минимум. (По другим данным, морфин выделил годом ранее французский химик и фармацевт Жан-Франсуа Деросне.)
Сертюрнер проверил свое изобретение на собаках, и они все до одной умерли. Тогда неуёмный экспериментатор предложил испытать новое «лекарство» своим приятелям: бесплатная эйфория куда слаще опьянения от шнапса с пивом! Друзья попробовали, пришли в себя, выжили, и им понравилось… Тогда аптекарь решил избавиться от надоедливой зубной боли и сам принял небольшую дозу вещества. Не только зуб перестал у него болеть, Сертюрнер вырубился без сознания и проспал сутки кряду без задних ног. Вот это да!.. Ему захотелось опять попасть в нирвану. Изобретатель не прожил долго. Он умер от собственного творения, измученный психическими расстройствами и макабрическими видениями, которые были у него вызваны хроническим пристрастием к морфию.
Еще в начале XIX века ученые разобрались в том, что опиум представляет собой сложный клубок из многих веществ, где один компонент является полезно активным, а другие – вызывают отрицательное воздействие на организм. Отсюда – отравление, так называемая «ломка». Дело оставалось только за тем, что надо было выделить чистый, минимально вредный, ингридиент. Им и стал морфин. Он на долгие годы сделался незаменимым медицинским средством, показавшим себя с лучшей стороны в годы Крымской войны (1853–1856) и Гражданской войны в США (1861–1865).
К середине XIX столетия морфин превратится в суперхит мировой фармацевтики. Транснациональная компания «Мерк» (в России ее называли «Марк»), ведущая начало от аптеки Якоба Фридриха Мерка в немецком Дармштадте в 1668 году, сделает миллионы долларов и фунтов стрелингов на производстве и реализации опиатов, прежде всего – морфина. Чтобы «подсесть» на него, хватало двух недель. Чтобы погибнуть от него, было достаточно более ста миллиграммов. Лауданум, который – по сути – был однопроцентным морфином, мог уничтожить человека, если он принимал, постепенно наращивая дозы, чересчур большую порцию раствора. А морфин убивал наотмашь, порой с первого раза. Яд курили, вдыхали его порошок, разбавляли в воде… Люди верили, что морфий в отличие от опиума не вызывает привыкания. Парадокс, но морфий использовали, в частности, для лечения алкоголизма и опиумозависимости. Особенно в этом «упражнялись» женщины и врачи.
