При Нероне яд впервые превратился в оружие массового поражения. Император травил всех подряд – и во врагах, и в близких он видел предателей и заговорщиков. Когда в 68 году заговор против Нерона завершился успехом и тот с помощью своего секретаря Эпафродита перерезал себе горло, пошли слухи, что отравитель готовился с помощью яда покончить во время пира с членами сената. Со всеми сенаторами разом! Если утверждения летописцев о последней фразе Нерона – «Какой великий артист погибает!» – правдивы, вполне можно представить, что последний из Юлиев-Клавдиев имел в виду как раз искусство ядов.
Его жрица Локуста едва пережила своего покровителя. Как только Сервий Сульпиций Гальба, преемник Нерона, пришел к власти, он приказал разыскать галльскую ведьму, когда-то державшую в страхе римлян, и публично казнить ее.
Глава 27. Казнь «русского Ахилла»
Венценосные особы не боялись становиться королями ядов и в России. Примеров тому – тьма. Но, пожалуй, самый трагичный из них это история «русского Ахилла» – так вошел в летописи князь Михаил Скопин-Шуйский. Герой русского народа, в советские годы остававшийся фигурой едва ли не запретной: ведь Скопин-Шуйский не только победоносно защищал родину от интервентов, но и разгромил бунтовщиков авантюриста Ивана Болотникова, представляемого большевистской пропагандой как «народный герой» и «крестьянский вожак».
…В начале шестидесятых во время работ по укреплению стен и сводов Архангельского собора ученые получили разрешение на вскрытие старинных захоронений в Кремле. И среди могил царей, цариц и царевичей обнаружили саркофаг того, кто не был монархом, но совершил столько подвигов, что заслужил быть похороненным в самом главном некрополе страны. Он прожил только двадцать три года, и звали его Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. В костях и волосах его химики нашли следы комбинированного яда: ртути и мышьяка.
Когда археологи вскрыли саркофаг, они увидели останки рослого человека – совершенного атлета ростом под метр девяносто, по тем временам это казалось очень много, – блондина с короткой стрижкой и с правой рукой, ладонь которой была положена чуть выше сердца на левую ключицу. В такой же позе был ранее похоронен и Иван Грозный. В схожей позиции погребали и византийских басилевсов… В общем, все говорило о том, что был погребен человек как знатный, так и выдающийся.
Полководец, ставший в девятнадцать лет «воеводой московским», не знавший поражений и фактически спасший в первое десятилетие XVII века Москву от занятия польскими войсками, Скопин-Шуйский посвятил свою жизнь только одному – служению России. Той самой многострадальной стране, которой после смерти Бориса Годунова управлял Василий Шуйский, прозванный в народе за подлость и жадность «полуцарем». Царь приходился дядей полководцу, принадлежащему к старшему и, значит, к более знатному роду Рюриковичей – потомков первых правителей Руси, – нежели Василий Шуйский. И, соответственно, больше Шуйского имел права на кремлевский престол, занять который уже однажды ему предлагал Прокопий Ляпунов, предводитель первого земского ополчения. К тому же Скопин-Шуйский, рыцарь «без страха и упрека» – так его изображали в многочисленных народных книгах-лубках, – терпеливо переносивший все фронтовые испытания вместе со своими подчиненными, пользовался огромной популярностью в армии. «Русский Ахилл» был и хорошим организатором, стратегом, берегшим солдат и умело использовавшим артиллерию (еще до Наполеона Бонапарта). Знал, как вести переговоры, убеждать иностранных партнеров и завоевывать их доверие…
В общем, он был настоящим человеком русского Возрождения, какие рождаются лишь несколько раз в столетии. Исключительность и погубила Скопина-Шуйского: обыватели способны простить своему современнику что угодно, кроме его гениальности. Такова аксиома.
Бояре были потрясены и испуганы: этот молодой бог войны пользуется такой народной любовью, которая им и не снилась. Царь Василий видит в нем более явного конкурента своей власти, чем самозванцы и польские шляхтичи. Злодейство притаилось и в замыслах семьи царского брата Дмитрия, бездарного полководца и ничтожного администратора, претендующего на московский престол. Шуйские намеренно запускают слухи о том, что Михаил Скопин-Шуйский якобы тихой сапой подбирается к верховной власти, которой жаждет. И «полуцарь» – подлец, достойный стать шекспировским персонажем, – санкционирует убийство племянника.
Об опасности Скопина-Шуйского предупреждает его фронтовой друг, шведский полководец Якоб Делагарди, воюющий в России с поляками (агентура шведов, соперничающих с Речью Посполитой, работает в Москве на славу). Он уговаривает «русского Ахилла» меньше проводить времени в царских и боярских покоях, считает, что для Скопина-Шуйского безопаснее будет находиться в его штабе, среди преданных ему войск. Тем более что ранней весной придется приступить к новому походу против шляхтичей и запорожских казаков.
Однако наш герой не спешит, верит царю, который зовет его в Белокаменную якобы для воздания ему почестей. Михаил молод, удачлив, полон сил и демонстративно обласкан дядюшкой-царем. Он вступает под колокольный звон в Москву, с которой снята польская осада, как национальный герой: горожане падают перед князем-воеводой ниц, целуют полы его одежды, припадают к стремени его коня… А между тем Василий и Дмитрий Шуйские уже хладнокровно назначили день убийства дорогого племянника.
Повод для того, чтобы заманить полководца в западню, был выбран подходящий. Преступление царь запланировал на празднование крещения новорожденного сына князя Ивана Воротынского. Скопина-Шуйского пригласили крестным отцом, а Екатерину, жену Дмитрия, брата царя, – крестной матерью. Присутствовавшие на пиру вспоминают, что Скопин-Шуйский, видимо, встревоженный предупреждениями Делагарди, к еде не притрагивался. Но когда Екатерина, дочь Малюты Скуратова, главного палача при Иване Грозном, поднесла, по традиции, с поклоном крестному отцу чарку с медом, «русский Ахилл» отказать не смог. Едва сделал глоток, как кровь пошла из носа и изо рта… Изучение останков полководца, найденных в 1963 году в Архангельском соборе Кремля, показало, что Скопин-Шуйский был отравлен комбинированным ядом, составленным из мышьяка и ртути.
Могучий, молодой организм князя еще две недели боролся с отравлением. Не помогли и немецкие врачи, присланные верным другом Делагарди. 24 апреля 1610 года, в день смерти народного героя, вся Москва оделась в траур: хоронили великого сына России. Как напишет о происходившем бывший в ту пору в России лютеранский проповедник из немецких земель Мартин Бер: «Храбрый же Скопин, спасший Россию, получил от Василия Шуйского в награду – яд».
На похоронах в Кремле царь Василий будет безутешен, он станет громко рыдать над гробницей Скопина-Шуйского, поставленной рядом с саркофагами царей. Но обмануть народ Шуйскому не удалось, Василий вошел в историю как «царь-отравитель».
Заметки на полях
Кто в России был при власти, тот наказаний за отравление обычно избегал. А, в принципе, за применение ядов у нас в стране строго наказывали. Так, в «Соборном уложении» от 1649 года этому виду противозаконных деяний посвящены два параграфа в главе под номером двадцать пять. В одном из них записано:
