«А буде жена учинит мужу своему смертоносное убийство или окормит его отравою… ея за это казнити, живою окопати в землю…» Иными словами: человека закапывали по шею в землю, и он со страшными муками умирал через несколько дней. И еще там же, несколько ниже, сказано: «А буде кто кого отравит зельем и от тоя отравы тот, кого отравят, умрет, и того кто такое злое дело учинит, пытати крепко… и пытав его, казнити смертью».
Пытали отравителя перед казнью для того, чтобы понять: травил ли он кого-либо ранее, до вменяемого ему обвинения или нет? Послабления на Руси делались только для женщин на сносях. Беременным отравительницам давали возможность родить в остроге, а затем все равно их закапывали живьем в землю.
Жадные до власти братья Шуйские не только убили благородного рыцаря, истинного патриота России, но и обрекли страну на новые муки. Поляки, войдя в лишившуюся своего защитника Москву, разорят столицу и возьмут обоих братьев Шуйских в плен. Там – как заложник в Гостынском замке – и закончит свои дни царь Василий, презренный трус и алчный интриган. Еще на три года продлится Смутное время, которое безумно дорого обойдется стране – и потерей на многие годы ее национальных территорий и значительным сокращением активного населения. А Михаил Скопин-Шуйский так и останется навсегда символом несбывшихся надежд разоренной бесконечными войнами России. Недооцененным, к сожалению, и сегодня «русским Ахиллом» из полузабытой легенды.
Последний штрих в этой мрачной картине. Отравительница Екатерина Шуйская ненадолго пережила своего мужа. Она умерла отравленной, как толковали в Белокаменной, тем же самым ядом, которым ею был убит Скопин-Шуйский. Когда в покоях проклятой царицы осматривали шкатулки с ее драгоценностями, в одной из них нашли серый порошок. Его насыпали в ведро, разбавили водой и дали попробовать собаке. У бедного пса пошла носом кровь, и вскоре он умер… Сомнений, что именно Шуйские отравили героя, больше не оставалось.
Глава 28. «Выходит, два Сталина?.. Травить обоих, там разберемся!»
– Никита, срочно выезжай на Ближнюю (имеется в виду так называемая Ближняя дача в московском пригороде Кунцево. – К.П.)! Хозяину плохо…
– Понял…
Хрущев, ранее вернувшийся домой только под утро, собирался лечь пораньше спать, но теперь ему было не до сна. Никита Сергеевич лихорадочно сглотнул комок в горле, похмельно запил его стаканом теплого нарзана, противно шибанувшего в нос, и облегченно вздохнул. По двум последним, заранее оговоренным, словам Лаврентия Берии он понял: Сталин умер.
Теперь надо было спешить, каждая минута на счету. Не дай бог, кто-то из чужих узнает, что произошло вчера…
А накануне, 28 февраля 1953 года, после просмотра кино в Кремле Сталин с ближайшими соратниками отправился ужинать к себе на Ближнюю дачу. На столе все было привычно: грузинские закуски, шашлык, лобио, киндзмараули, водка… Произнесли, как полагается, тост за «дорогого вождя народов генералиссимуса Сталина», выпили-закусили… И надо было Кагановичу завести разговор о необходимости пересмотра «дела врачей», шесть из которых были евреями, и об отмене намеченной Сталиным высылки в Сибирь евреев!..
Машина мчалась по сумрачной Москве, а на душе у Хрущева кошки скребли.
Какая муха, черт возьми, Лазаря укусила? Каганович, поддержанный Ворошиловым и Молотовым, принялся в запале объяснять, что обвинения против лучших врачей страны грубо сфабрикованы карьеристами с Лубянки и что советские евреи такие же патриоты, как и все остальные граждане СССР. Лицо Сталина словно кровью налилось, он сжал кулаки и, глядя на всех сидящих за столом, закричал:
– Вы все – жиды! Кормитесь у Голды Меир!
Ткнул Кагановича кулаком в грудь:
– Курва, курва!..
Ну и что, если у Кагановича, Молотова и Ворошилова жены – еврейки? Ведь у нас с Берией, Микояном и Булганиным – ничуть нет… Но Хозяин уже разошелся:
– Расстрелять вас всех, сволочей!
Сталин потянулся к кнопке вызова охраны, но Молотов и Микоян перехватили его руку. Оттолкнули – и Сталин упал. Навзничь, ударившись затылком. Это стало сигналом: все скопом навалились на барахтавшегося на полу, как огромный таракан, ненавистного «вождя народов». Булганин разжал ему челюсти. Каганович – лысина мокрая, усы торчком! – извлек из кармана брюк флакон с «лекарством» и протянул его Молотову:
– Ну, давай же!..
«Договорились же, гады, заранее, как действовать! А мне не сказали, – вспоминал Хрущев и было собрался обидеться на стаю соратников, но вовремя спохватился. – В конце концов, это же в общих интересах… Теперь главное – не упустить инициативу… Как там в учебниках марксизма называлось: личную инициативу!».
Автомобиль уже въезжал мимо патрулей по тщательно расчищенным от снега дорожкам в кунцевский лес.
…Молотов дрожащей рукой влил содержимое пузырька в прокуренный сталинский рот.
– Подержите его так, пусть не двигается, – приказал подельникам Каганович.
– Что это, Лазарь? – кивком показал на флакон Берия.
– Лекарство, Лаврентий. Обычный дикумарин
[39]. Самое эффективное средство по разжижению крови, уже прописанное врачами Кобе. Увеличенная доза смертельна: полная видимость инсульта с обильным внутренним кровотечением. Правда, не сразу… Через несколько часов.
– Не знал, Лазарь, что ты такой медик, – осклабился Берия, сидевший на ногах Сталина.
«Великий вождь» уже не шевелился.
– Оставим его здесь. Уходим! – поставил точку Берия.
И тут словно проснулся Ворошилов. Пропищал маленьким голосом:
– Может, охрану позвать?
Берия схватил его за грудки:
– С ума сошел, Клим! Никому ни слова… Завтра мы все приедем сюда, чтобы официально зафиксировать преждевременную смерть «отца народов»…
Еще на подъезде к разлапистому, выкрашенному в зеленый цвет дому Хрущев заметил личную охрану Берии: этих хлопцев ничем не запугать, как псы цепные, Лаврентию преданы… Никита Сергеевич определил, что, кроме Берии, никто из ближнего круга вождя еще не прибыл. Это хорошо. Можно поговорить с глазу на глаз.
Лаврентий Павлович ждал в коридоре у порога. Чуть изогнулся, несмотря на толстый живот – так, чтобы поднести губы к волосатому уху Хрущева:
– Хозяин уже мертв, а «этот»… Ну, в общем, он еще дышит.
– Кто дышит? И кто – «этот»? – Заморгал Никита. И спохватился, осознав, что сморозил глупость. – Я хотел сказать, если Хозяин уже мертв?
– Да тише ты! – зацикал Берия, у которого от возбуждения, казалось, стекла на пенсне вспотели. – Готовь официальное сообщение о смерти в Кремле, в его квартире, нашего горячо любимого товарища Сталина… Труп настоящего Кобы ночью тихо и без пыли доставили в Москву. А «этот», – Лаврентий одними глазами показал на сталинский кабинет на даче, – двойник, в общем…
