Мы с моими коллегами изучили около 175 исследовательских организаций по обе стороны Атлантики, и Институт Санта-Фе во многих отношениях является идеальным типом организации, способствующей творческому мышлению.
А вот цитата из журнала Wired:
С момента своего основания в 1984 г. этот некоммерческий исследовательский центр объединяет лучшие умы разных дисциплин для изучения клеточной биологии, вычислительных сетей и других систем, лежащих в основе нашей жизни. Открытые ими закономерности пролили свет на некоторые из наиболее насущных вопросов нашего времени и заодно послужили основой того, что мы называем теперь теорией сложности.
Институт был изначально задуман маленькой группой выдающихся ученых, в том числе нескольких нобелевских лауреатов, большинство из которых было в той или иной мере связано с Лос-Аламосской национальной лабораторией. Их беспокоило, что дисциплинарная однобокость и специализация стали настолько господствовать в научном мире, что многие важные вопросы, в особенности те из них, которые выходят за рамки отдельных дисциплин или носят общественный характер, остаются без внимания. Система вознаграждений за поступление на работу в научное учреждение, повышение по службе или получение постоянной должности или грантов государственных или частных фондов, или даже избрание в Академию наук все более и более ориентировалось на способность ученого продемонстрировать, что он является экспертом по какой-нибудь малой части какого-нибудь узкого раздела определенной дисциплины. Свобода мысли и рассуждений о крупных вопросах и масштабных проблемах, рискованное выражение взглядов, отличных от общепринятых, становились роскошью, которую мало кто мог себе позволить. Вместо лозунга «публикация или смерть» все в большую силу входил принцип «крупное финансирование или смерть». Начался процесс коммерциализации университетов. Далеко в прошлом остались счастливые времена эрудитов и универсалов вроде Томаса Юнга или Дарси Томпсона. В науке осталось совсем немного людей, склонных к широкому внутридисциплинарному, не говоря уже о междисциплинарном, мышлению, которые не боялись бы высказывать идеи и предлагать концепции, выходящие за пределы области их работы и способные затрагивать «чужую территорию». Для борьбы именно с этой тенденцией и был создан Институт Санта-Фе.
Первые обсуждения возможной научной программы института в основном касались быстро развивавшихся областей информатики, вычислительных дисциплин и нелинейной динамики, в которых Лос-Аламос играл центральную роль. Затем на сцене появился физик-теоретик Мюррей Гелл-Манн. Он осознал, что все эти предложения в большей степени касались методик, нежели идей и концепций, и что для оказания заметного влияния на направление развития науки программа такого института должна быть шире и смелее и включать в себя работу над фундаментальными вопросами. Отсюда и возникла идея общих тем сложности и сложных адаптивных систем, которые касаются почти всех крупнейших проблем и вопросов, стоящих сегодня перед наукой и обществом, – и к тому же неизбежно выходят за границы традиционных научных дисциплин.
Интересную примету нашего времени – и, на мой взгляд, важное свидетельство влияния, которое оказала работа SFI, – можно увидеть в том обстоятельстве, что сейчас многие институты стали провозглашать себя мультидисциплинарными, трансдисциплинарными, многодисциплинарными или междисциплинарными. Хотя такие названия до некоторой степени стали очередными модными словечками, которые используют для описания любого сотрудничества или взаимодействия между подразделами традиционных дисциплин, и не обязательно предполагают смелые прыжки через огромные пропасти, разделяющие их, налицо существенное изменение образа таких исследований и отношения к ним. Эта тенденция охватила весь научный мир и воспринимается уже как нечто само собой разумеющееся, хотя в реальности университеты в той или иной степени остаются столь же узкоспециализированными, как и прежде. Вот, например, цитата с веб-сайта Стэнфордского университета, создающего себе новый образ такого рода и даже утверждающего, что он всегда работал именно в этом духе:
С самого момента своего основания Стэнфордский университет работал на переднем крае междисциплинарного сотрудничества… занимаясь новаторскими фундаментальными и прикладными исследованиями во всех областях. ‹…› Это естественным образом способствует сотрудничеству между разными научными дисциплинами.
Чтобы вы могли оценить масштабы этого необыкновенного сдвига в восприятии, произошедшего за последние всего лишь двадцать лет, я приведу здесь одну историю из начального периода работы SFI.
Среди отцов-основателей института были две крупные фигуры науки ХХ в., два нобелевских лауреата. Одним из них был Филип Андерсон, физик-твердотельщик из Принстонского университета, работавший в области сверхпроводимости и открывший, помимо многого другого, механизм нарушения симметрии, который лег в основу предсказания существования бозона Хиггса. Второй, Кеннет Эрроу из Стэнфорда, внес очень важный и обширный вклад в фундаментальные положения экономики, от теории коллективного выбора до теории эндогенного роста. Он был самым молодым лауреатом Нобелевской премии по экономике, которую также получили и пятеро из его учеников. Андерсон и Эрроу совместно с Дэвидом Пайнсом, еще одним основателем SFI и также выдающимся специалистом в области физики твердого тела, положили начало первой крупной исследовательской программе, которая впервые привлекла к институту внимание общественности. Она была посвящена рассмотрению фундаментальных вопросов экономики с новой тогда точки зрения сложных систем: например, возможностей применения идей нелинейной динамики, статистической физики и теории хаоса для разработки новых аспектов экономической теории. В 1989 г., после одного из первых семинаров, журнал Science опубликовал о нем статью под заголовком «Странные компаньоны»
[177]. Она начиналась следующими словами:
Эти два нобелевских лауреата образуют странную пару. ‹…› В течение последних двух лет Андерсон и Эрроу совместно работают над проектом, который кажется одним из самых странных союзов в истории науки – браком или по меньшей мере серьезным романом экономики и физики. ‹…› Это новаторское предприятие осуществляется под эгидой Института Санта-Фе.
Как изменились времена! Сегодня сотрудничество физиков с экономистами совсем не редкость – взять хотя бы массовый приток на Уолл-стрит физиков и математиков, многие их которых невероятно разбогатели, – но двадцать пять лет назад это было делом почти неслыханным, особенно когда речь шла о двух столь заслуженных ученых. Все равно трудно поверить, что эта работа казалась настолько редкостной и необычной, что ее можно было назвать «одним из самых странных союзов в истории науки». Может быть, наши горизонты и впрямь расширяются.
Когда я стал президентом SFI, мне попалось одно мудрое высказывание, сильно запавшее мне в душу. Это были слова человека, который более чем за пятьдесят лет до того участвовал в создании необычайно успешного института и руководил его работой. Речь идет о Максе Перуце, специалисте по кристаллографии, который был одним из лауреатов Нобелевской премии по химии, присужденной за открытие структуры гемоглобина
[178]. Перуц использовал технику рентгеноструктурного анализа, которую разработала в начале ХХ в. уникальная исследовательская группа, состоявшая из отца и сына, Уильяма Генри и Уильяма Лоренса Брэггов, совместно получивших Нобелевскую премию по физике в 1915 г., когда сыну, Уильяму Лоренсу, было всего двадцать пять лет. Он до сих пор остается самым молодым нобелевским лауреатом по естественным наукам.
