Мы зациклились на увеличении продолжительности своей жизни любой ценой, хотя более разумно, возможно, было бы обратить большее внимание на сохранение и увеличение продолжительности здоровой жизни – то есть возможности жить полноценной жизнью, сохраняя достаточно здоровое тело и здравый рассудок, и умирать, когда эти системы перестают работать в полную силу. Поведение человека в этих вопросах и его отношение к смерти зависят от глубоко личных решений, простых ответов тут нет, и я не собираюсь оценивать чьи-либо личные решения. Но на коллективном уровне они порождают серьезные проблемы, которые обществу необходимо решать, и более глубокое понимание процессов старения и смерти и их взаимосвязей со здоровой жизнью должно влиять на то, как мы подходим к этим вопросам.
Со всем этим тесно связаны продолжающиеся поиски мифического эликсира жизни, elixir vitae, который обычно представляют волшебным напитком, дающим бессмертие тому, кто его выпьет. Этот образ возникает во многих древних культурах и часто связывается со средневековыми алхимиками. Он упоминается в многочисленных легендах, и последнее его воплощение – это философский камень (или «волшебный камень» в американском издании) из популярных книг о Гарри Поттере.
Его современное воплощение проникло в научное сообщество через некоторые обильно финансируемые программы, посвященные увеличению продолжительности жизни. Многие из них выглядят довольно подозрительно, но в последние годы в поиски современного «священного Грааля» жизни оказались вовлечены и некоторые вполне серьезные ученые. Возможно, показательно, что в подавляющем большинстве своем такие проекты финансируются частными спонсорами, а не традиционными государственными агентствами, например Национальным научным фондом или Национальным институтом по проблемам старения, входящим в состав Национальных институтов здравоохранения США. Неудивительно и то, что некоторые из наиболее выдающихся программ такого рода финансируются магнатами из Кремниевой долины. В конце концов, именно они произвели революцию в обществе, и то, что они хотят, чтобы и они сами, и их чрезвычайно успешные компании могли жить вечно, и готовы тратить деньги на достижение этой цели, кажется весьма логичным. В число наиболее заметных из таких фигур входят Ларри Эллисон, основатель компании Oracle, фонд которого потратил на исследования старения сотни миллионов долларов, Питер Тиль, один из основателей PayPal, вложивший миллионы в биотехнологические компании, работающие над решением проблемы старения, и Ларри Пейдж, один из создателей Google, основавший компанию Calico (от слов California Life Company, то есть Калифорнийская компания жизни), работа которой направлена на исследования старения и продление жизни. Кроме того, есть еще Джун Юн, крупный деятель медицинской промышленности: хотя его состояние и не связано с классическими высокими технологиями, его компания тоже находится в Кремниевой долине. Он финансирует «Премию долгожительства», составляющую миллион долларов и «посвященную прекращению старения», которую присуждает его фонд, Институт Пало-Альто.
Хотя я не особенно верю в то, что такие программы могут добиться существенных успехов, они представляют собой достойные предприятия и прекрасный пример работы американской благотворительности, каковы бы ни были их мотивы. К тому же некоторые из них являются первоклассными исследовательскими проектами, которые должны дать качественные и важные научные результаты, даже если они не достигнут заявленной цели получения эликсира жизни или хотя бы существенного увеличения ее продолжительности. Во всяком случае, я буду рад, если окажусь не прав и один из этих проектов достигнет блестящего успеха, если окажется, что продолжительность жизни действительно можно значительно увеличить, не жертвуя при этом продолжительностью здоровой жизни.
Один из иронических аспектов этой непрерывной борьбы со смертью состоит в том, что на самом деле за последние 150 лет мы самым поразительным образом увеличили продолжительность своей жизни, не прибегая к каким-либо особым программам, посвященным этой цели. До начала промышленной революции, и даже до середины XIX в., продолжительность жизни во всем мире оставалась приблизительно постоянной. Если до 1870 г. усредненная по всему миру ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла всего тридцать лет, то к 1913 г. она увеличилась до тридцати четырех, а за следующие семьдесят лет, к 2011 г., возросла более чем в два раза. Хотя между разными странами с чрезвычайно разными уровнями жизни и доступности услуг здравоохранения существуют значительные различия, повсюду повторяется одна и та же впечатляющая история. Например, в Англии, которая начиная с XVI в. располагает одним из лучших в мире набором статистических данных о смертности, приблизительно с 1540 по 1840 г. средняя продолжительность жизни оставалась на уровне около тридцати пяти лет. Затем она начала расти и к году рождения моего отца (1914) достигла пятидесяти двух, к 1940-му, в котором родился я, – приблизительно шестидесяти трех, а сейчас превышает восемьдесят один год. Это поразительное явление повторяется даже в некоторых из беднейших стран: если в 1870 г. средняя продолжительность жизни в Бангладеш составляла около двадцати пяти лет, то сейчас она приблизительно равна семидесяти. Яркой иллюстрацией является тот факт, что сейчас продолжительность жизни во всех странах мира выше, чем была в 1800 г. самая высокая продолжительность жизни в какой бы то ни было стране. Это совершенно фантастический результат. Причем, что особенно интересно, он был достигнут без какой-либо всемирной, государственной или частной программы, направленной на продление жизни. Так получилось само собой, без открытия волшебных таблеток или эликсиров жизни и махинаций с чьими-либо генами. Что же происходит?
Ответ на этот вопрос вы, наверное, знаете или легко может угадать. Прежде всего, большой вклад внесло поразительное уменьшение младенческой и детской смертности. Живя в развитых странах, мы склонны забывать, насколько огромной была детская смертность до сравнительно недавнего времени. Вплоть до середины XIX в. от четверти до половины детей, родившихся в европейских странах, не доживали до своего пятого дня рождения. Например, из десяти детей Чарльза Дарвина один умер всего через несколько недель после рождения, еще один – через полтора года, а еще один ребенок, его первая дочь Анна, дожила лишь до десяти лет. А Дарвин вел привилегированный образ жизни высшего класса, обеспечивавший ему доступ ко всем возможным удобствам и услугам, в том числе и к наилучшей на то время медицине. Представьте себе, как обстояло дело с непривилегированным большинством, принадлежащим к рабочему классу! К слову, Дарвин был особенно привязан к Анне, и именно ее трагическая смерть вызвала его разрыв с христианством и привела его к личному осознанию того ужасного факта, что смерть является неотъемлемой частью вечной динамики процесса эволюции. Семьдесят пять лет спустя умерли двое из восьми детей моих собственных дедов и бабок, причем распределение их смертей было довольно похоже на то, что произошло с детьми Дарвина. Один ребенок умер в возрасте нескольких недель, другой – так совпало, что это тоже была девочка по имени Анна – в возрасте десяти лет, от пляски святого Вита, детской болезни, весьма распространенной сто лет назад. Теперь ее называют менее ярким именем хореи Сиденхема, и в Соединенных Штатах ею заболевает лишь около 0,0005 % детей.
