Этот характерный и показательный пример отражает те огромные изменения, которые превратили смерть в детстве в событие сравнительно редкое в развитых странах и гораздо менее частое в странах развивающихся. Как мы уже говорили, эпоха Просвещения и промышленная революция положили начало стремительному прогрессу медицины и огромным усовершенствованиям в области здравоохранения, и оба этих фактора внесли большой вклад в экспоненциальный рост численности городского населения и повышение уровня жизни. Улучшение жилищных условий, государственные системы здравоохранения, вакцинация, антисептика и, что важнее всего, улучшение санитарных условий, систем канализации и доступных водопроводных систем с чистой водой сыграли огромную роль в уничтожении и предотвращении повторного возникновения детских болезней и инфекций.
Все эти достижения были результатами поразительных динамических процессов, порожденных усиливающейся миграцией населения в городскую среду и повышением социальной ответственности с превращением города в источник основных прав и услуг. Несмотря на описанные Диккенсом картины лишений и повсеместной нищеты, которые, несомненно, были широко распространены, расширение доступа к таким основным услугам привело к снижению младенческой и детской смертности и быстрому увеличению продолжительности жизни, а следовательно, и к быстрому росту численности населения. Все меньшее число людей умирало в молодости, все большее жило дольше, и эта динамика сохраняется по сей день, не испытывая какого-либо ослабления. Город как двигатель социальных изменений и повышения благосостояния является одним из действительно великих триумфов нашей поразительной способности к образованию социальных групп и коллективному использованию преимуществ экономии на масштабе.
Снижение младенческой и детской смертности сыграло огромную роль в увеличении средней продолжительности жизни. Например, в 1845 г. средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла в Англии всего около сорока лет, однако, если ребенок доживал до пяти, он мог рассчитывать прожить еще пятьдесят лет и умереть в пятьдесят пять. Таким образом, устранение из статистики детской смертности увеличивает ожидаемую продолжительность жизни 1845 г. более чем на десять лет. Интересно сравнить это с современным положением дел. Сейчас ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляет в Англии около восьмидесяти одного года. В пятилетнем возрасте она увеличивается лишь незначительно, до восьмидесяти двух, что говорит о чрезвычайно низком уровне младенческой и детской смертности.
Даже если исключить последствия гигантского снижения уровня младенческой и детской смертности, ясно, что за последние 150 лет произошло огромное увеличение средней продолжительности жизни. Кроме того, оказывается, что при рассмотрении вопросов борьбы со старением и увеличения продолжительности жизни интерпретация статистики требует особой осторожности. Понятно, что смерть всех младенцев и детей, умиравших в течение многих веков еще до достижения полового созревания, не была вызвана какими-то причудами процесса старения. Их судьба определялась в первую очередь не основными чертами их биологии, а недостатками той среды, в которой они жили. Выясняется, что ребенок, доживший до некоторого разумного возраста, имеет хорошие шансы прожить значительно дольше средней продолжительности жизни для всего населения. Например, если в 1845 г. вы доживали до двадцати пяти, ожидаемая продолжительность вашей жизни увеличивалась с сорока лет до вполне почтенного возраста шестидесяти двух. Но если вы доживали до восьмидесяти, то к моменту смерти вы с большой вероятностью должны были достигнуть лишь восьмидесяти пяти. Но это не так уж сильно отличается от современной ситуации: если вам сегодня исполняется восемьдесят, вы, вероятно, доживете «лишь» до восьмидесяти девяти. Возможно, еще более удивительно то, что в этом мы не особенно отличаемся от своих предков, охотников-собирателей, живших много тысяч лет назад. У них также играла главную роль младенческая смертность, но если исключить ее из рассмотрения, ожидаемая продолжительность их жизни составляла шестьдесят или семьдесят лет.
Небольшое личное примечание: из этих средних значений я с большим удовольствием узнал, что, дожив до семидесяти пяти лет, я могу рассчитывать прожить еще почти двенадцать и умереть в поразительном возрасте, чуть меньшем восьмидесяти семи. Это гораздо больше, чем я когда-либо думал. Если это так и мне удастся сохранить свое здоровье, то я успею закончить эту книгу, увидеть расцвет своих детей, достигающих среднего возраста, может быть, даже увидеть, как растут мои внуки, следить за тем, как Институт Санта-Фе продолжает процветать и получает пожертвование 100 миллионов долларов, а также, что наименее вероятно, увидеть, как команда «Тоттенхэм Хотспур» завоевывает кубок Премьер-лиги и даже, что еще менее вероятно, кубок Лиги чемпионов. Живущая со мной более пятидесяти лет моя восхитительная жена Жаклин, которой сейчас семьдесят один год, должна, судя по этим средним значениям, дожить почти до восьмидесяти восьми, так что у нее останется более четырех лет жизни, в течение которых я больше не буду выводить ее из себя своим обожанием.
Это, конечно, лишь фантазии, так как здесь мы пытаемся сказать что-то об отдельных людях на основе результатов грубого усреднения. Они обладают всеми недостатками экстраполяции от среднего к частному. Вместе с тем они дают некоторое представление об общих тенденциях и о нашем положении относительно них, а также очень приблизительные ориентиры, опираясь на которые мы можем фантазировать. Собственно говоря, эти статистические данные играют в нашей жизни важную роль, так как страховые компании и ипотечные операторы используют их для оценки безопасности работы с тем или иным клиентом и определения размеров его выплат.
Вернемся к обсуждению статистики по старости и сделаем в нем следующий шаг. Предположим, что в 1845 г. вы достигли столетнего возраста; в этом случае вас не должно удивлять, что по статистике ожидаемая продолжительность вашей жизни составляет менее двух лет – точнее говоря, год и десять месяцев. Не очень-то много. Аналогичным образом, если вы дожили до ста лет сегодня, то ожидаемая продолжительность вашей жизни лишь слегка превышает два года; говоря более точно, она равна двум годам и трем месяцам. Что всего на пять месяцев больше, чем у вашего предшественника, жившего 150 лет назад, – и это несмотря на произошедшее за это время необычайное развитие здравоохранения, медицины и условий жизни.
Это показывает, чем вызвана вся эта суета вокруг попыток задержать старение и отсрочить смерть. По мере того как мы становимся старше, остающееся до смерти время все более сокращается и в конце концов становится исчезающе малым. Это приводит нас к идее о максимальном возможном возрасте, до которого вообще может дожить человек, и этот возраст не превосходит примерно 125 лет. Даже приблизиться к этому возрасту удается очень немногим. Старейшим человеком, возраст которого был документально подтвержден, была француженка Жанна Кальман, которая умерла в 1997 г. в поразительном возрасте 122 лет и 164 дней. Чтобы дать представление о том, насколько исключителен ее случай, отметим, что следующей за нею верифицированной долгожительницей была американка Сара Кнаусс, прожившая более чем тремя годами меньше Жанны: она умерла в 119 лет и 97 дней. Следующая после нее суперчемпионка по долголетию прожила почти на два года меньше, чем Сара, а старейшей из ныне живущих людей, итальянке Эмме Морано, сейчас «всего лишь» 117 лет
[87].
