Американская версия мафии выросла из разных мелких группировок, появившихся в грязных гетто Маленькой Италии, и вымогателей, орудовавших по схеме «Черная рука»
[43]. Мафия, или La Cosa Nostra («общее дело»), — это что-то вроде параллельного государства для гангстеров. Чтобы стать членом мафиозной семьи, нужно было пройти обряд посвящения и присягнуть на верность «омерте»
[44]. Нужно было также иметь чисто итальянское происхождение — мафия доверяла исключительно paisanos, только что сошедшим с парохода из Италии. Ну а потом ты платил боссу определенную дань, а он за это защищал тебя от любого, кто вздумает с тобой связаться, будь то копы или другие пацаны. А иногда босс мог попросить тебя кого-нибудь грохнуть. Отказываться было не принято.
К 1929 году Счастливчик и Лански превратились в настоящих гангстеров. Их учителем был Арнольд Ротштейн, великий мошенник, купивший решающий матч бейсбольной Мировой серии в 1919 году. Ротштейн был королем еврейской мафии (как ее назвать — «Кошер-ностра»?) и убедил Счастливчика отнестись к преступности как к бизнесу, а не как к бесконечной игре в сыщиков и грабителей. Возможность для такого бизнеса была предоставлена сухим законом.
Как и большинство преступлений, бутлегерство — это «преступление возможности». Обычно преступления совершаются не просто потому, что люди сами по себе плохие; они совершаются потому, что люди видят возможность что-то получить (деньги, власть, приятное чувство, возникающее, когда ты внезапно сбрасываешь с себя одежду на глазах у ничего не подозревающих прохожих) и думают, что им за это ничего не будет или что риск оправдан ожидаемым вознаграждением. Такую возможность рождает спрос: скажем, у тебя есть продукт, нужный (даже необходимый) значительной части взрослого населения, который нельзя приобрести в магазине. Если эти покупатели готовы платить за продукт хорошие деньги — сухой закон обречен.
Но природа черного рынка такова, что для поставок нелегального продукта нужны связи. Еще нужна какая-то защита: вы же не сможете подать в суд или вызвать полицию, если вас кто-нибудь ограбит или наебет. А это означало, что контроль за рынком оказывался в руках тех, кто мог обеспечить и то и другое. Хорошо это понимая, Счастливчик и Лански начали возить ящики с виски через канадскую границу — а Багси обеспечивал вооруженную охрану.
У Счастливчика была одна проблема. Он работал на авторитета из Восточного Гарлема по имени Джо Босс Массерия, который обожал две вещи: спагетти и власть. Массерия был кошмарным боссом — требовал, чтобы Счастливчик отвечал на его звонки 24 часа в сутки и делился с ним прибылью от любой преступной деятельности в Нью-Йорке, включая бутлегерский бизнес Чарли. Однажды в припадке ярости он, шипя и плюясь, пригрозил Счастливчику, что отрежет ему член и заставит его съесть.
Как сделал бы на его месте любой недовольный подчиненный, Счастливчик стал думать о том, как свалить. Возглавлявший конкурирующую группировку Сальваторе Маранцано ненавидел Массерию не меньше, и как-то ночью они с Чарли встретились на причале на Стейтен-Айленде. Но когда Маранцано попросил Счастливчика убрать босса, тон собеседования резко изменился. Счастливчик отказался выполнить просьбу — и немедленно получил по голове. Очнувшись, он обнаружил, что связан и находится в каком-то складском помещении в окружении Маранцано и нескольких человек в масках, которые принялись его пиздить и кромсать ножами. Собрав остаток сил, Чарли умудрился вырваться и дать Маранцано ногой по яйцам. Маранцано выхватил нож и порезал Счастливчику лицо, повредив глаз (который остался таким навсегда), после чего выбросил его из машины на улице избитым в мясо. Когда через несколько дней Лански навестил Чарли в больнице, тот сказал, что ему повезло остаться в живых.
— Ну да, повезло, — сказал Лански. — Не зря же ты Счастливчик Лучано.
Тем временем война между Массерией и Маранцано разгоралась все сильнее. Они отбирали друг у друга товар и оставляли трупы по всему Нью-Йорку. Пришло время для тотальной войны.
Массерия был олдскульным гангстером и отказывался иметь дело с неитальянцами, но Счастливчик, выросший среди евреев, глядел в будущее, в котором воры любых цветов и вероисповеданий разводят лохов все вместе. От Массерии надо было избавляться. Лучано позвал босса в ресторан и заказал лобстера, а когда Чарли вышел отлить, в зал зашли киллеры и изрешетили старика из автоматов. Теперь дни Маранцано тоже были сочтены. Чарли не забыл ту ночь на Стейтен-Айленде. 10 сентября 1931 года Маранцано сначала проткнули, потом выпустили в него четыре пули и перерезали горло — прямо у него в офисе в здании над вокзалом Гранд-Сентрал.
Чтобы закрепить свою власть над криминальным миром Нью-Йорка, Лучано вместе со своими друзьями детства, Лански и Сигелом, создал «Корпорацию убийц» (Murder, Inc.) — армию головорезов в широкополых шляпах, которая истребляла крыс-стукачей, как служба дезинсекции. «Жиды и макаронники больше не воюют», — заявил Сигел на одной из встреч криминального руководства.
Но Большим Яблоком Счастливчик ограничиваться не собирался. Он пригласил боссов со всей страны на встречу в отеле «Блэкстоун» в Чикаго, где изложил свой план, определивший будущее американской организованной преступности на ближайшие полвека. Чтобы избежать еще одной дорогостоящей войны, каждая семья получила по городу (кроме Нью-Йорка, который был поделен между пятью семьями), а любые проблемы должна была решать Комиссия — совет директоров «Корпорации преступности» под председательством Лучано.
Обмыв эту идею, делегаты занялись лучшим вином и красивейшими девушками, которые мог предложить Город ветров — а точнее, представитель принимающей стороны, человек, чье имя стало олицетворением мафии времен сухого закона: мистер Аль Капоне.
Как и Лучано, Капоне до двадцатилетнего возраста носился по улицам с бруклинской бандой, после чего перебрался в Чикаго, где работал на босса Джонни Торрио и его дядю, Большого Джима Колозимо. Колозимо вскоре удачно отправился на корм червям, что позволило Капоне и Торрио получить контроль над бизнесом и перепрофилировать его, занявшись бутлегерством.
Несмотря на законодательный запрет, люди продолжали бухать в подпольных барах, известных под названием «спикизи». Им приходилось серьезно конспирироваться, так что для того, чтобы попасть внутрь, нужно было назвать пароль через дырку в двери. К 1927 году в одном только Манхэттене было около пяти тысяч спикизи — от роскошных заведений до грязных притонов, оборудованных на частных квартирах. Ищущие приключений белые часто ехали на север, в Гарлем, что привело к, пожалуй, неожиданным последствиям — взлету популярности джаза. Заведения пореспектабельнее устраивали шоу с участием величайших звезд джаза всех времен и народов. Дюк Эллингтон регулярно выступал в сверхвостребованном гарлемском «Коттон-клабе», принадлежавшем ирландскому гангстеру Оуни Мэддену. Именно в спикизи белая Америка впервые познакомилась с джазом, который стал мейнстримом сильно позже.
