«Патрули у нас были в основном пешие, — рассказал мне бывший таможенник, — и проходили километров по десять за четырехчасовую смену. Иногда мы ловили парочку контрабандистов, но почти все они были мелкие. Думаю, они и везли-то главным образом для себя».
Проведя почти весь день, трясясь на ухабах как листок на ветру, мы прибыли в Хорог — административный центр Горно-Бадахшанской автономной области, в горах Памира. В XIX веке здесь находился форпост Российской империи и решалось, кто будет править в Средней Азии. Русские и британцы провели границу вдоль реки Пяндж. В результате этой операции родные братья могли оказаться по разные стороны границы. Афганцы, иранцы и таджики — по сути, персы, и у многих до сих пор за границей остались семьи.
Среди всех остальных таджиков особняком стоят гордые памирцы, но в гражданской войне они заняли не ту сторону — и в итоге оказались на грани вымирания. От голодной смерти памирцев спас их духовный лидер, Ага-хан. После заключения мирного договора в 1997 году в стране осталось много полувоенных формирований. В 2012 году снова начались вооруженные стычки, и, чтобы попасть в Горно-Бадашханскую область, мне понадобилось специальное разрешение, которое выхлопотал для меня Марам Азизмамадов, руководитель местной НКО, помогающей наркоманам.
«Добро пожаловать в Памир, — приветствовал меня Марам, — брошенный кусочек России».
Несмотря на то что во время гражданской войны местные встали на сторону исламистов, здесь не видно религиозного фундаментализма, женщины не носят хиджабы. Тут даже есть своя версия «Макдональдса». Мы прошлись по центру поддержки наркоманов, которым руководит Марам. Если кто и знал, как устроен рынок наркотиков в этом отдаленном уголке мира, — то только члены этого сообщества. За рекой раскинулись горные склоны Афганистана.
«До самого конца девяностых границы были открыты. Зимой река замерзала, и мы играли на льду в хоккей — команда афганцев, команда памирцев», — рассказал Фархад, мужчина средних лет.
Предположительно, именно здесь начинался так называемый северный маршрут — шелковый путь, по которому героин возили через всякие — станы (в том числе нищий Кыргызстан с его революциями, которые делаются на деньги бандитов) в Россию. Я посмотрел на эту реку — ее можно перейти, перекинув на другую сторону бревно или надев резиновые сапоги повыше. С учетом того, что граница охранялась, как бы это сказать, не слишком тщательно, пересечь ее, казалось бы, раз плюнуть.
«Каждый месяц кто-нибудь погибает, — поведал Фархад. — Иногда застрелят какого-нибудь беднягу, который просто дрова собирал, а дело выставят так, будто он контрабандист и пытался пересечь границу. Делается это для выполнения плана — чтобы отчитаться, что пограничная служба работает. Если увидят кого, стреляют без предупреждения. Один афганец, с которым я сидел в тюрьме в Душанбе, погиб таким образом пять или шесть месяцев назад. Я сразу узнал его, когда его показали по телевизору и назвали имя».
Вошел Марам с подносом в руках. Я поездил по миру и всякого дерьма навидался, но никогда еще не видел, чтобы люди пили чай с солью. Вообще это было больше похоже на микс супа и чая — не удивительно, что этот напиток нигде больше не прижился. Отчаянно пытаясь не блевануть, я спросил: а где все спортивные тачки? Таджикская наркомафия? Если здесь кило героина стоит 5000 долларов, а в России — 15 000, кто-то должен был на этом разбогатеть.
«У нас тут нет организованного картеля, как в Мексике или хотя бы в России, — объяснил Марам. — В деревнях есть такие люди, которых все уважают, потому что они умеют решать проблемы. Иногда они покупают себе новую машину, но по-настоящему богатых здесь нет. Деньги сюда не возвращаются».
Логично — Хорог все-таки находится очень далеко от России, где делаются по-настоящему большие деньги. Но большие поставки все-таки идут: один пеший афганец с рюкзаком не удовлетворит московские аппетиты. Так кто же этим занимается?
«Сейчас это в основном чекисты — без них ничего не делается», — проворчал Фархад.
Во время гражданской войны командующие с обеих сторон сделали много денег на героине и включили в условия мирного договора сохранение своего бизнеса — они получили протекцию на самом высоком уровне. Местное агентство по борьбе с наркотиками сидело совсем без денег, а когда стала поступать помощь из-за рубежа, ее тут же пустили на то, чтобы уничтожить свободную конкуренцию и национализировать рынок наркотиков. Другими словами, на западные деньги отстреливают друзей Фархада, а приятели президента тем временем живут припеваючи.
К тому же есть еще русские. Когда началась война, 201-я дивизия русской армии, дислоцированная в Таджикистане, стала участвовать в разного рода внеклассной деятельности — например, перевозить героин на военных рейсах. Кстати, она сейчас еще там.
«Ну конечно, это все генералы. Они покупали напрямую в Афганистане и возили на своих вертолетах. Продавали оружие через границу всем желающим. А потом уехали и купили себе элитные квартиры в Москве», — рассказал Марам.
А что же Россия? Когда Путин в 2000 году пришел к власти, он заявил, что восстановит закон и порядок — и он это сделал отчасти за счет интеграции русской мафии в так называемую вертикаль власти, отчасти за счет изгнания из страны олигархов, которые не желали в нее встраиваться, — большинство из них были мошенники, поднявшиеся на разграблении страны в 1990-х. Бандиты тоже взяли себя в руки, понимая, что такого разгула преступности больше не будет. Преступные авторитеты превратились в законопослушных бизнесменов, политиков, коллекционеров искусства и так далее.
Путин своими руками заложил основу этой системы. Еще в начале девяностых, будучи заместителем мэра Санкт-Петербурга, он (как и любой другой чиновник) имел дело с бандитами. Он не только обеспечивал Тамбовской ОПГ контракты в Санкт-Петербурге, но и входил в консультационный совет СПАГ — совместного предприятия, одним из директоров которого был Владимир Кумарин. Еще до того как Путин стал президентом, в 1999 году, в одном из отчетов немецкой разведки говорилось, что СПАГ — фирма по отмыванию денег, работавшая на Тамбовскую ОПГ и картель Кали. А в 2001 году в Лихтенштейне двое ее учредителей предстали перед судом по обвинению в отмывании денег и мошенничестве (Путин, который к тому времени уже стал президентом, в обвинительном заключении не упомянут).
Как бывший агент КГБ, Путин окружил себя силовиками, с которыми был знаком еще по Петербургу. В их число входил и Виктор Иванов, назначенный на пост главы ФСКН в 2008 году, а также его заместитель Николай Аулов.
В 2007 году Кумарин был арестован и ныне отбывает длительный срок за целый букет преступлений — а все потому, что отказался поступиться интересами своего бизнеса. Арестовывать его посреди ночи отправились триста спецназовцев на правительственном самолете.
«Кумарин в тюрьме, и всех остальных, кого надо было посадить, тоже посадили, — рассказал мне бывший сотрудник федеральной службы. — Теперь ФСБ защищает всех».
В интервью, которое Кумарин уже в тюрьме дал журналистке Зое Световой, он признает, что был знаком с Ауловым в начале 1990-х. По его утверждению, Аулов хотел свою долю прибыли от кокаина, поступавшего в петербургский порт из Колумбии. «Я хорошо знаю Аулова, с капитанских его времен, со времени, когда через Выборг первая тонна кокаина была перевезена в банках тушенки, — рассказал Световой однорукий бандит. — Была встреча с Ауловым в 1992–1993 годах, на которой (как я понял) он намекал мне, чтобы я взял наркотики под контроль, аргументируя, что тот, кто возьмет это под контроль, получит большие деньги. Те, кто получит большие деньги, станут сильными и перебьют нас или пересажают».
