Требования же, которые мы предъявляем, таковы. О самих себе мы молчим, но для предмета, о котором идет речь, мы хотим, чтобы люди считали его не мнением, а делом и были уверены в том, что здесь полагаются основания не какой-либо секты или теории, а пользы и достоинства человеческого. Затем, чтобы они, отбросив предубеждения и пристрастия к каким-либо мнениям, со всей непредвзятостью сообща пеклись о своем преуспеянии; и, нашей поддержкой и помощью освобожденные и защищенные от блужданий и препятствий в пути, приняли и сами участие в тех трудах, которые еще предстоят. Наконец, чтобы они прониклись доброй надеждой и не представляли в своем уме и воображении наше Восстановление чем-то бесконечным и превышающим силы смертных, тогда как на самом деле оно есть законный конец и предел бесконечного блуждания; оно не забывает о смертности человеческой, так как совсем не предполагает, что дело может быть завершено на протяжении одного века, но предназначает его для преемственности поколений; наконец, оно не ищет высокомерно науки в кельях человеческого Ума, а смиренно обращается за ними к великому миру. Но то, что пусто, обыкновенно бывает обширным; твердое же бывает наиболее сжатым и располагается в малом объеме. Наконец мы считаем нужным (чтобы никто не вздумал проявить по отношению к нам несправедливости, опасной для самого дела) потребовать от людей, чтобы они подумали, насколько им позволительно, на основании того, что нам оказалось необходимым утверждать (раз мы хотим быть последовательны), выносить мнение и суждение о том, что мы предлагаем; ибо мы отвергаем все это мышление человеческое, незрелое, предвзятое, опрометчиво и слишком торопливо отвлеченное от Вещей (поскольку оно касается исследования природы), как вещь непостоянную, беспорядочную и дурно построенную. Нельзя требовать, чтобы суд совершался тем, что само должно быть судимо.
Устанавливаются шесть его частей
Первая. Разделение Наук.
Вторая. Новый Органон, или Указания для истолкования природы.
Третья. Явления мира, или Естественная и экспериментальная история для основания Философии.
Четвертая. Лестница Разума.
Пятая. Предвестия или Предзнаменования Второй Философии.
Шестая. Вторая философия, или Действенная Наука.
Содержание каждой из частей
Часть нашей задачи заключается в том, чтобы изложить все ясно и наглядно, насколько это возможно. Ибо нагота духа, как некогда нагота тела, есть спутник невинности и простоты. Итак, покажем прежде всего распорядок и план сочинения. Частей его мы устанавливаем шесть. Первая часть дает очерк или общее описание той науки или того учения, обладание которым в настоящее время принадлежит человеческому роду. Мы сочли нужным несколько задержаться и на том, что нами унаследовано, конечно, с тем условием, чтобы легче достигнуть и усовершенствования старого, и доступа к новому. Ибо почти равное усердие нас влечет и к упорядочению старого и к достижению дальнейшего. К тому же это содействует приобретению доверия, согласно положению: Не воспринимает невежда слов науки, если не сказать прежде то, что заключено в его сердце. Итак, мы не пренебрежем тем, чтобы совершить плавание вдоль берегов унаследованных наук и искусств и мимоходом внести в них кое-что полезное.
Но при этом мы дадим такое распределение наук, которое обнимает не только то, что уже найдено и известно, но и то, что до сих пор опускалось и только подлежит нахождению. Ведь и в мире разума, как в мире земном, есть наряду с возделанными областями и пустыни. Поэтому не должно казаться странным, если мы иногда отступаем от общепринятых разделений. Ибо всякое добавление, изменяя целое, неизбежно изменяет и части и их разделы, и унаследованные разделения пригодны только для унаследованной совокупности наук, какова она теперь.
По отношению же к тому, что мы отметим как пропущенное, мы будем поступать таким образом, что предложим нечто большее, чем простые заглавия и краткое содержание нужного: если мы что-нибудь укажем среди пропущенного (лишь бы только оно имело своим содержанием достаточно важный предмет), и оно представится несколько темным, так что мы будем иметь основание опасаться, что людям будет трудно понять, что мы имеем в виду и какова та работа, которую мы намечаем в мыслях, то в этих случаях мы всегда озаботимся присоединить или наставление о том, как должна производиться подобная работа, или часть самой работы, выполненную нами в качестве образчика для всего целого; таким образом, мы в каждом случае поможем или советом, или делом. Притом же мы считаем важным не только для пользы других, но и для нашей доброй славы, чтобы никто не думал, будто нашего ума коснулось лишь некое слабое представление о вещах этого рода и то, чего мы желаем и к чему стремимся, подобно мечтам. Между тем все это таково, что и у людей есть для этого полная возможность (если только они не повредят сами себе), и мы даем некоторый определенный и развернутый план. Ведь мы хотим не измерять эти области Умом, как авгуры, чтобы найти в них предзнаменования, но войти в них как вожди, и только в этом видим заслугу.
Такова первая часть сочинения.
Далее, миновав старые искусства, мы подготовим человеческий разум к переправе. Итак, для второй части предназначается учение о лучшем и более совершенном применении разума к исследованию Вещей и об истинной помощи разуму; чтобы тем возвысился разум (насколько это допускает участь смертных) и обогатился способностью преодолевать трудное и темное в природе. Это приносимое нами искусство (которое мы обыкновенно называем Истолкованием Природы) родственно логике; и все же чрезвычайно, и даже прямо бесконечно, от нее отличается. Действительно, ведь и обычная логика заявляет, что она изобретает и доставляет поддержку и помощь разуму; в этом одном они совпадают. Но резкое различие между ними заключается главным образом в трех вещах: в самой цели, в порядке доказательства и в началах исследования.
В самом деле, перед этой нашей наукой стоит задача нахождения не доказательств, а искусств, и не того, что соответствует основным положениям, а самих этих положений и не догадок и вероятностей, а обозначений и указаний для практики. Но за различием в устремлениях следует и различие в действиях. Там рассуждениями побеждают и подчиняют себе противника; здесь – делом природу.
Такой цели соответствует также природа и порядок самих доказательств. В обычной логике почти вся работа сосредоточена в Силлогизме. О наведении же диалектики невидимому едва ли и подумали серьезно, ограничиваясь поверхностным упоминанием о нем, чтобы поспешно перейти к формулам рассуждений. Мы же отбрасываем доказательство посредством Силлогизмов, потому что оно действует неупорядоченно и упускает из рук природу. Ибо, хотя никто не может сомневаться в том, что содержания, совпадающие со средним термином, совпадают между собой (в этом заключена некая математическая достоверность), тем не менее остается та возможность ошибки, что Силлогизм состоит из предложений, предложения из слов, а слова – это символы и знаки понятий. Поэтому, если понятия разума (которые составляют как бы душу слов и основу всего такого построения и деятельности) дурно и опрометчиво отвлечены от вещей, смутны и недостаточно определены и очерчены, короче, если они порочны во многих отношениях, то все рушится. Итак, мы отбрасываем Силлогизм, и не только для основных начал (к которым и другие его не применяют), но и для средних предложений, которые Силлогизм, правда, так или иначе выводит и порождает, но лишь как бесплодные в работе, удаленные от практики и совершенно непригодные в действенной части наук. Таким образом, хотя мы оставляем за Силлогизмом и тому подобными знаменитыми и прославленными доказательствами их права в области обыденных искусств и мнений (ибо здесь мы ничего не затрагиваем), однако по отношению к природе вещей мы во всем пользуемся наведением как для меньших предложений, так и для больших, Наведение мы считаем той формой доказательства, которая считается с данными чувствами и настигает природу и устремляется к практике, почти смешиваясь с нею.
