Действительно, во-первых, осведомление самого чувства и недостаточное и обманчивое; наблюдение недостаточно тщательное и беспорядочное и как бы случайное; предание суетное и основанное на слухах; практика, рабски устремленная на свое дело; сила опытов слепая, тупая, смутная и незаконченная; наконец естественная история и легковесная и скудная – все это давало разуму лишь совершенно порочный материал для философии и наук.
Затем, при совершенно безнадежном положении дела, пытаются найти запоздалое средство помощи в превратной и суетливой тонкости рассуждений, но это нисколько не улучшает положения и не устраняет заблуждений. Таким образом, вся надежда на больший рост и движение вперед заключена в некоем Восстановлении наук.
Начала его надо почерпнуть в естественной истории; но и сама она должна быть нового рода и состава. Ведь тщетно было бы полировать зеркало, если бы отсутствовали предметы для изображения; и конечно необходимо приготовить для разума подходящий материал, а не только дать ему верные средства помощи. Отличается же наша история (как и наша логика) от ныне существующей весьма многим: целью или задачами, самим содержанием и составом, далее тонкостью, наконец отбором и расположением, учитывающим дальнейшее.
Действительно, прежде всего мы предлагаем такую естественную историю, которая бы не столько развлекала разнообразием предметов или была полезна непосредственными плодами опытов, сколько проливала свет на нахождение причин и дала питающую грудь вскармливаемой философии. Ибо хотя мы более всего устремляемся к практике и к действенной части наук, однако мы выжидаем время жатвы и не пытаемся пожинать мох и зеленые всходы. Ведь мы хорошо знаем, что правильно найденные аксиомы ведут за собой целые отряды практических приложений и показывают их не поодиночке, а целой массой. Преждевременную же и ребяческую погоню за немедленным получением залогов новых практических приложений мы решительно осуждаем и отвергаем, как яблоко Аталанты
52, задерживающее бег. Такова задача нашей Естественной Истории.
Что касается содержания, то мы составляем Историю не только свободной и предоставленной себе природы (когда она самопроизвольно течет и совершает свое дело), какова история небесных тел, метеоров, земли и моря, минералов, растений, животных; но, в гораздо большей степени, природы связанной и стесненной, когда искусство и служение человека выводит ее из ее обычного состояния, воздействует на нее и оформляет ее. Поэтому мы описываем все опыты механических искусств, действенной части свободных искусств, многих практических приемов, которые не сопоставлены в особое искусство, насколько нам удалось все это исследовать и насколько оно содействует нашей цели. Более того, мы (чтобы высказать все о положении дела), не обращая внимания на высокомерное пренебрежение людей, уделяем этой части гораздо больше труда и внимания, чем той другой; поскольку природа Вещей сказывается более в стесненности посредством искусства, чем в собственной свободе.
При этом мы даем не только Историю Тел, но сочли сверх того необходимым требованием для нашего усердия отдельно составить также Историю самих Качеств
53 (мы говорим о тех, которые могут считаться как бы основными в природе и на которых явно утверждены начала природы, как на первичных претерпеваниях и стремлениях материи, а именно о Сгущенности, Разреженности, Теплоте, Холоде, Плотности, Разжиженности, Тяжести, Легкости и многом другом).
Чтобы сказать теперь о тонкости, – мы стараемся изыскать гораздо более тонкий и простой род опытов, чем те, которые ныне встречаются. Мы выводим из тьмы и обнаруживаем многое, что никому не пришло бы на ум исследовать, если бы он не устремился верным и прямым путем к нахождению причин; потому что сами по себе эти опыты не приносят никакой особенной пользы, так что совершенно ясно, что их ищут не ради них самих, но они имеют такое же значение для вещей и практики, какое имеют для речи и слов буквы алфавита, которые, будучи бесполезны сами по себе, тем не менее составляют элементы всякой речи.
В выборе же опытов и того, что мы рассказываем, мы позаботились о людях, как мы полагаем, лучше, чем те, кто до сих пор занимался Естественной Историей. Ибо мы принимаем все лишь в случае очевидной или по крайней мере усматриваемой достоверности, с величайшей строгостью; так что мы не приводим ничего прикрашенного с целью вызвать удивление, но все, что мы рассказываем, свободно и очищено от сказок и суетности. Более того, некоторые распространенные и прославленные выдумки (которые вследствие какого-то странного попустительства получили силу и укоренились на протяжении многих веков) мы особо упоминаем и клеймим, чтобы они больше не вредили наукам. Ибо, если сказки, суеверия и выдумки, которыми няньки дурманят детей, серьезно извращают их умы, как это разумно заметил кто-то, то и нас это же соображение заставило приложить старание и даже боязливую заботу, чтобы философия, коей как бы младенчество мы воспитываем в Естественной Истории, не привыкла с самого начала к какой-либо суетности. При этом для каждого нового и несколько более тонкого опыта, хотя бы (как нам кажется) надежного и заслуживающего доверия, мы все же присоединяем, ничего не скрывая, описание способа, которым мы производили опыт; чтобы люди, узнав, как обосновано каждое из наших положений, видели, какая в чем может скрываться и корениться ошибка и побуждались к более верным и более изысканным доказательствам (если таковые имеются); наконец мы повсюду рассыпаем напоминания, оговорки и предупреждения, и в своих опасениях прибегаем чуть ли не к заклинаниям, чтобы устранить и отбросить все ложные представления.
Наконец, зная о том, как опыт и История рассеивают острие человеческого Ума и как трудно (в особенности для умов или слабых или предубежденных) с самого начала привыкнуть к общению с природой, мы часто присоединяем свои замечания, как некие первые обращения и уклонения и как бы просветы от Истории к философии, чтобы в этом был для людей и залог того, что они не всегда будут оставаться в пучинах Истории, и чтобы тогда, когда мы дойдем до дела разума, все было более подготовлено. При помощи такого рода Естественной Истории (какую мы описываем) мы считаем возможным создать надежный и удобный доступ к природе и доставить разуму доброкачественный и хорошо подготовленный материал.
После того как мы и разум укрепили самыми надежными средствами помощи и поддержки и со строжайшим отбором составили правильный строй божественных дел, не остается, казалось бы, ничего иного, как только приступить к самой философии. Однако в деле столь трудном и рискованном необходимо еще предпослать кое-что, отчасти для поучения, отчасти ради непосредственных применений.
Первое здесь – это дать примеры исследования и нахождения согласно нашему правилу и методу, представленные на некоторых предметах; выбирая преимущественно такие предметы, которые и представляли бы наибольшую важность среди всего, что подлежит исследованию, и были бы наиболее различны между собой, чтобы ни в одной области не отсутствовал пример. Мы говорим не о тех примерах, которые присоединяются для пояснения к каждому предписанию и правилу (ибо такие примеры мы в изобилии дали во второй части сочинения); мы понимаем под ним настоящие типы и образцы, которые должны на известных предметах, и притом разнообразных и значительных, поставить как бы перед глазами все движение мысли и весь непрерывный ход и порядок нахождения. Здесь нам приходит на ум, что в математике при наличии прибора доказательство получается легким и наглядным; без этого удобства, напротив, все представляется запутанным и более сложным, чем оно есть на самом деле. Итак, примерам этого рода мы уделяем четвертую часть нашего сочинения, которая в сущности есть не что иное, как обращенное к частному и развернутое применение второй части.
