Ключевой момент реформы Бэкона – это радикальное изменение целей науки. Он несет его на гребне упомянутого переворота Нового времени. Бэкон выступал против целей аристотелевской науки (схоластики). Природопознание в рамках последней сводится к созерцанию (episteme), которое ценно само по себе. Созерцание – это состояние, в котором вечно пребывает божество. Если состояние мыслителя, погруженного в созерцание, и не есть состояние божества, то, по крайней мере, более всего к нему приближено
6. Деятельность политика, домохозяина и тем более ремесленника находится, по Аристотелю, на более низкой ступени. Аристотелевское представление о созерцании было унаследовано и развито схоластикой. В рамках последней речь идет о созерцании Бога. Логика, естественная философия, диалектика и другие науки, которые изучались в средневековых университетах, были подчинены именно этой – высшей из возможных (внутренних) целей знания. Бэкон соотносит науку с совершенно иной телеологией: ее предназначение – служить истине и могуществу. Причем первое и второе совпадают друг с другом
7. То, что истинно, например правильная интерпретация природного явления, дает человеку могущество, способность управлять природой и, наоборот, изучение какого-либо случайного изобретения на предмет действующих в нем механических законов, может дать истину
8.
Для Бэкона аристотелевское целеполагание глубоко порочно: оно лишает науку ее изначального предназначения – рождать новые знания и изменять жизнь человека к лучшему. Наука должна работать на прогресс знания: стимулировать открытия, производство технологий и тем самым повышать потенциал человеческой жизни, умножать власть человека над природой
9. Вот почему Бэкон считал практический опыт ремесленников и алхимиков намного полезнее, чем классическое богословское образование.
Созерцание в его аристотелевской модели предполагает взаимосвязь наблюдения и истолкования природы. Оно предвосхищает возникновение отвлеченного схоластического знания. Созерцание предполагает пассивность субъекта: запрещено вмешиваться в ход природных процессов, это влечет за собой искажение определяющего их естественного (божественного) порядка и, следовательно, их неверное истолкование. Предполагалось, что привычные, каждодневно наблюдаемые явления и процессы (Солнце восходит и заходит, огонь греет, и т. д.) исчерпывают содержание природы. Вот почему в теоретико-познавательном плане наиболее важным стало именно истолкование природы. Ученый должен давать интерпретации привычного опыта, которые можно получать из книг, опираясь при этом на авторитет давших их мэтров. Именно поэтому схоластика, основанная на учении Аристотеля, оказалась в конечном счете книжной наукой, рамках которой сформировался культ диалектики, риторики и логики, позволявших оттачивать интерпретации и побеждать в ученых диспутах. Этот акцент на абстрактных теориях в отрыве от реального исследовательского опыта привел к тому, что можно было оспаривать самые очевидные тезисы и приходить к самым фантастическим выводам. Например, темой ученого диспута мог быть вопрос о том, сколько ангелов умещается на кончике ногтя.
Бэкон вместе с другими учеными Нового времени настаивает на том, чтобы вновь обратиться к природе, погрузиться в ее живое исследование. С точки зрения Бэкона, ученые никогда по-настоящему осмыслено и глубоко не занимались подобного рода исследованиями. Скорее с ними можно было ассоциировать деятельность ремесленников и алхимиков. Здесь появляется бэконовское разделение между «плодоносными» и «светоносным» опытами. Ремесленник производит полезные вещи и попутно пытается их усовершенствовать. При этом он открывает неизвестные ранее, часто недоступные для прямого наблюдения свойства природы, механические или химические закономерности, позволяющие создать новое орудие или знание. Эту ремесленную логику иллюстрируют открытие пороха, компаса и Нового Света. В первом случае было открыто, что смесь угля, селитры и серы при поджигании дает взрыв, во втором – что земля имеет два магнитных полюса (Гильберт), а в третьем – что она шарообразна. Это и есть логика плодоносного опыта, опыта полезного, но слепого и непреднамеренного. Бэкон описывает подобного рода опыт с помощью образа, который как нельзя лучше иллюстрирует историю изобретений, сделанных ремесленниками и алхимиками: «К ним неплохо подходит сказка о старике, который завещал сыновьям золото, зарытое в винограднике, но притворился, будто не знает точного места, где оно зарыто. Поэтому его сыновья прилежно взялись за перекапывание виноградника, и хотя они и не нашли никакого золота, но урожай от этой обработки стал более обильным»
10. Светоносные опыты – это опыты, имеющие ту же цель, что и плодоносные, но подчиненные строгим законам, позволяющим совершать открытия и порождать инновации на постоянной основе
11.
Эта бэконовская практическая модель научного опыта согласуются с логикой коперниканского переворота. Под ним подразумевается не столько астрономическое открытие, сколько вытекающая из него радикальная трансформация позиции субъекта. Предельно упрощая, скажем, что коперниканский переворот – это переход от чувств к понятиям. Коперниканский переворот на космологическом уровне показал, что непосредственный чувственный опыт не может быть источником знания, ибо он обманывает нас, демонстрируя нечто противоположное тому, какой природа является на самом деле. Оказалось, что понятие (математический расчет), в рамках которого природа конструируется, а не созерцается, только и способно предъявить ее «истинное» строение. Это общемировоззренческое, парадигмальное значение коперниканского переворота хорошо сформулировал И. Кант: «Разум должен подходить к природе (…) сообразно со своими принципами, лишь сообразно с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов (…)»
12. Только активное приложение разума к природе, связанное с созданием предварительного исследовательского плана, и введение начальной понятийно-терминологической базы, открывает возможности для раскрытия сущности природы. В этом плане, созидательная деятельность субъекта рассматривается в качестве имманентной логике природы
13.
