Во второй части автор несколько более углубился в подробности при описании законов и нравов севарамбов, государственный строй которых, по-моему, является наиболее совершенным образцом из когда-либо существовавших.
Но пусть каждый свободно судит об этом согласно своему пониманию; я желаю только того, чтобы читатель получил удовольствие от чтения этой чудесной истории, первая часть которой является чем-то вроде исторического журнала, как в конце называет ее сам автор.
Часть первая
Еще с детства пристрастием моим были путешествия. Эта врожденная склонность с годами все увеличивалась; я чувствовал, как с каждым днем во мне росло желание повидать другие страны. С невероятным увлечением читал я книги о путешествиях, о чужеземных странах, рассказы о новых открытиях. Хотя желание родителей, предназначавших меня в судьи, и отсутствие необходимых средств для того, чтобы предпринять долгое путешествие, были большой помехой к исполнению моих желаний, я все же чувствовал, что ничто не может воспрепятствовать тому, что предназначено судьбою. Едва мне исполнилось пятнадцать лет, меня отправили в армию в Италию, где я пробыл около двух лет, а когда смог вернуться на родину, то сразу же был вынужден снова отправиться в Каталонию с большим отрядом, чем я имел до тех пор. Я воевал в течение трех лет
[61] и не бросил бы службу, если бы не неожиданная смерть отца, заставившая меня вернуться, для того чтобы вступить во владение оставшимся после него имуществом, и если бы не просьбы матери, которая в мое отсутствие не могла утешиться от такой тяжелой утраты. Эти соображения вынудили меня возвратиться домой, и воля матери заставила меня сменить меч на мантию судьи. Пришлось заняться изучением права, и за четыре-пять лет я достиг таких успехов, что получил звание доктора. Затем я был зачислен адвокатом при Верховном суде – должность, с которой обычно начинают, желая достигнуть более высоких чинов. Вначале я учился говорить речи на выдуманные мною самим темы, а затем выбирал себе настоящие дела и выступал не без успеха. Своих сил я не жалел и довольно хорошо справлялся со всем этим, стараясь достигнуть некоторого уважения. Иногда мне нравились эти упражнения, в которых молодые люди любят блеснуть умом и красноречием совершенно независимо от того, какое они получают вознаграждение за них. Но как только дело дошло до практики в суде, то она оказалась такой нечистоплотной и требовала такого низкопоклонства, что за короткое время мне окончательно опротивела. Разумеется, я любил красоту и радость жизни, я был откровенен и честен и настолько мало способен к этой должности, что готов был как можно скорее ее покинуть. Пока я раздумывал о том, как от нее избавиться, умерла моя мать; ее смерть дала мне возможность располагать самим собой и имуществом, да к тому же и горе мое было настолько велико, что все мне сделалось невыносимым, и, не раздумывая, я решил надолго покинуть свою родину! Я привел свои дела в порядок, для того чтобы выполнить это намерение. Я отделался от всего имущества, за исключением клочка земли, оставленного на случай необходимости, и передал его одному верному другу, который мне всегда давал отчет, когда ему удавалось получать вести обо мне.
После этого я объездил почти все провинции французского королевства, посетил знаменитый город Париж, пребывание в котором настолько очаровало меня, что я незаметно прожил там безвыездно около двух лет. Но желание путешествовать снова овладело мною, когда мне представился случай поехать в Германию, где я пробыл довольно долго. Итак, я побывал во всей Германии, и при дворе императора, и при дворах имперских князей. Оттуда я проследовал в Швецию и Данию, затем в Нидерланды, где и закончились мои путешествия по Европе и где я отдыхал до 1655 года. Там же я сел на корабль, отправлявшийся в Восточную Индию.
К этому тяжелому путешествию меня побудили любознательность и бывшее у меня всегда горячее желание повидать новую страну, о которой говорилось столько чудесного. Еще повлияли на меня настойчивые уговоры друга, имевшего в Батавии собственность и направлявшегося в эту страну, а кроме того, должен чистосердечно признаться, что надежда извлечь выгоду из этого путешествия окончательно склонила меня. Эти мысли настолько овладели мною, что, приготовившись к этому путешествию, я со своим другом погрузился на вновь построенный и снаряженный корабль «Золотой Дракон», отправлявшийся в Батавию. На этом судне, грузоподъемностью приблизительно в шестьсот тонн, было тридцать две пушки, четыреста человек матросов и пассажиров и громадная сумма денег, принадлежавшая моему другу Ван-де-Нюи.
12 апреля 1655 года мы снялись с якоря у Текселя и под свежим восточным ветром быстро и благополучно, насколько того можно было желать, прошли канал между Францией и Англией и так дошли до открытого моря. Далее наш путь лежал на Канарские острова; иногда мы испытывали на себе непостоянство и изменчивость ветра, но без бурь. Мы запаслись на этих островах теми продуктами, которые сумели найти и в которых могла встретиться нужда. Затем мы пошли к островам Зеленого Мыса; мы увидели их издалека и подошли к ним без труда и особых приключений. Правда, по пути мы видели морских чудовищ, летающих рыб, новые созвездия и другие вещи этого рода, но так как они обычны, были уже описаны и уже несколько лет как потеряли прелесть новизны, то не стоит говорить о них и увеличивать размер этой книги бесполезными рассказами, которые могут исчерпать терпение читателя и мое. Итак, достаточно будет сказать, что мы благополучно продолжали наше путешествие до 3° южной широты, куда мы прибыли 2 августа того же 1655 года. Море, которое до тех пор нам благоприятствовало, начало показывать нам свою изменчивость. Около трех часов дня небо, бывшее ясным и чистым, покрылось густыми тучами, за громом и молнией последовали сильные порывы ветра, дождь с градом и буря. При виде грозы лица наших матросов побледнели и осунулись. Хотя у них было время на то, чтобы закрепить паруса, укрепить пушки и привести все в порядок, но тем не менее, предвидя надвигающийся ураган, они опасались его ужасной силы. Море начало волноваться, и ветер, быстро меняясь, менее чем за два часа прошел через все точки компаса. Наше судно бросало самым ужасным образом, с одного бока на другой, то вверх, то вниз; ветер нас бросал то вперед, то назад; мачты, реи, снасти были снесены, буря была настолько сильна, что большая часть наших моряков заболела и не могла слышать команды, не то что ей повиноваться. Всех пассажиров заперли в трюме; мой друг и я лежали у грот-мачты в самом угнетенном состоянии и оба раскаивались: он в своем желании наживы, а я в безумной любознательности. Нам тысячу раз хотелось быть в Голландии, и тысячу раз мы отчаивались увидеть не то что эту страну, а землю вообще, так как в нашем положении всякая страна была бы хороша. Но тем временем наши матросы не спали и делали все, что могли, для нашего спасения; они употребили всю свою силу и ловкость: одни работали у руля, другие у насосов и всюду, куда их призывала необходимость. Таким образом, с благословения бога, они своими усилиями спасли корабль от неистового урагана, превратившегося в особый ветер, который нас понес к югу с такой силой, что было невозможно изменить направление. Мы были вынуждены покориться стремительности этого ветра и плыть туда, куда нас влекло. После двухдневного плавания ветер несколько изменился и отнес нас к юго-востоку, и в течение трех дней мы плыли в таком густом тумане, что едва могли различать предметы на расстоянии пяти-шести шагов. На шестой день ветер слегка ослабел, но продолжал дуть на юго-восток до полуночи. Под конец вдруг мы почувствовали такое спокойствие, как будто наше судно попало в пруд или в мертвое море, что нас очень удивило. Два-три часа спустя небо прояснилось, и мы увидели несколько звезд, но по ним ничего нельзя было определить. Вообще нам казалось, что мы находимся недалеко от Батавии и по крайней мере за сотни лье от Австралийской Земли, но спустя некоторое время мы узнали, что очень ошибались в своих предположениях. На седьмой день продолжалось то же спокойствие, мы смогли отдохнуть, осмотреть все части нашего судна, и оказалось, что оно почти не пострадало, так как было настолько крепко построено, что выдержало напор волн и не дало никакой течи. На восьмой день поднялся умеренный ветер, двинувший нас на восток к великой нашей радости, потому что он не только приближал нас к цели нашего путешествия, но избавил нас от боязни долгого штиля. В тот же день около полуночи небо потемнело, появился туман, и ветер настолько усилился, что мы снова стали опасаться шторма. На девятый день туман продолжался, набегали причудливые шквалы, и мы находились в большой опасности. К двенадцати часам ночи ветер изменился, усилился, и снова нас с силою понесло на юго-восток, а туман все более и более сгущался. Приблизительно в полночь, в то время как ветер дул со страшною силою и наше судно шло с большою скоростью, мы вдруг сели на мель в тот момент, когда меньше всего этого опасались, и так прочно, что судно совершенно не двигалось, как будто пригвожденное. Вот когда мы подумали, что окончательно погибли, и каждую минуту ждали, что наше судно силою ветра и под напором волн разнесет на куски. Видя, что никакие человеческие силы спасти нас не могут, мы обратились за помощью к богу и молили его, чтобы он в своем бесконечном милосердии услышал нашу молитву и помог нам найти спасение там, где мы ждали лишь погибели. Когда наступило утро и туман несколько рассеялся на солнце, мы увидели, что сидим на мели около какого-то неизвестного нам острова или материка. Это открытие превратило наше отчаяние в надежду, потому что хоть земля эта была нам неизвестна и мы не знали, найдем ли мы там облегчение наших бед, но всякую землю радостно было видеть людям, которые в течение нескольких дней носились по волнам между жизнью и смертью. К полудню погода прояснилась, и стало жарко, солнце рассеяло туман, ветер полегчал, и море также стало спокойнее.
