– Ты любишь готовить? – хихикаю я. – И как я раньше не догадалась! И какое же у тебя фирменное блюдо?
– Я делаю лучший сэндвич де чола
[75], – с гордой улыбкой отвечает Хуан Карлос. – Двойная порция тушеной свининки, локото, домашний белый сыр и томатная сальса. Марракета поджаривается на гриле и смазывается сливочным маслицем.
Вот гурман! Надо же. Кто бы мог подумать? Если бы я обладала кулинарным талантом, то, наверное, целыми днями придумывала бы новые блюда вместо того, чтобы присматривать за своенравной кондесой.
– Почему же ты тогда стал стражником? – Я легонько касаюсь его предплечья. – Тебе нужно открыть собственную таверну.
Хуан Карлос мрачнеет.
– Да, это моя мечта. Но было бы слишком рискованно. К тому же я нужен в замке.
– Рискованно?
Он кивает.
– Я единственный кормилец в семье. Отец ушел от нас, когда стало очевидно, что семья мамы не примет его. Думаю, он решил, что нам будет легче без него. Но мама любила его, поэтому, уходя, он забрал с собой ее улыбку.
– А бабушка с дедушкой приняли тебя? – нахмурившись, спрашиваю я.
– В мире не так много людей, которых я не могу очаровать, кондеса, – подмигивает Хуан Карлос.
– Это правда, – соглашаюсь я.
Мы достигаем внешних стен и въезжаем в город. Мимо мелькают узенькие улочки, дома, магазины, гостиницы; проезжают грохочущие телеги с товарами. Стражи Атока патрулируют мощеные улицы. Большой отряд дежурит у белого храма рядом с площадью Солнца.
На самóй площади шумно и людно. Я так люблю гомон толпы, так скучаю по всему этому и так мечтаю вернуться сюда, когда все закончится!
Мы оставляем лошадей в общественной конюшне. Хуан Карлос дает одну ноту хозяину, и дальше мы идем пешком. К лавке с салтеньяс. Половина площади все еще в строительных лесах после землетрясения, устроенного Атоком. Здесь пыльно; часть пространства завалена камнями и обломками, и, несмотря на общую оживленность, многие люди сами выглядят не лучше, чем разрушенный центр города. Сломленные и остро нуждающиеся в помощи. У многих потерянные, опустошенные взгляды: так же, как и я, они больше не могут доверять земле под ногами. По крайней мере пока нами правит Аток. И повсюду, повсюду пахнет грязными запыленными телами: жителям Ла Сьюдад нечем мыться. Почти у всех потрескались губы и появились сухие корки на локтях. Людям нечем утолить жажду и нечем смыть с себя грязь.
– Я удивлена, что Аток разрешил эту поездку, – замечаю я, пока мы идем по людным улицам, где торговцы продают всевозможную еду: помидоры и кукурузу, юку и мешки с бобами, которые они достают из больших бочек.
– Его не будет целый день, – отвечает Хуан Карлос. – Уехал в Нижние Земли.
Это примерно день пути от Ла Сьюдад. Мы проходим мимо разных лавок и магазинов, в витринах которых выставлены самые разные товары: ткани, красители, мыло всех видов и сортов. Я сникаю. Все это отлично подойдет для пустых ванн. О каком купании может идти речь, если местным жителям не хватает даже питьевой воды? Зато благодаря выращиванию и продаже листьев коки купцы могут раздобыть любые диковинки. Как долго продержится наша страна, прежде чем ее завоюют соседи, которые мечтают о наших просторных полях, засеянных наркотиком?
Многие стены украшены портретами принцессы Тамайи. Под каждым из них – свежие букеты диких цветов; лаксанцы очень переживают за сестру Атока, пребывающую в заточении. Теперь, после встречи с ней, я могу с уверенностью сказать, что изображения весьма точно передают ее черты.
Краем глаза замечаю какое-то движение. Среди ног торговцев мелькает шерстяной хвост анаконды. Я украдкой наблюдаю за змеей, и она, видимо, чувствует мой взгляд, потому что замирает и, приподняв мордочку, смотрит прямо на меня. Серебристыми глазами, сотканными из лунной нити. Она последовала за мной в Ла Сьюдад! С вызовом мотнув головой, анаконда бесследно растворяется в тени. Зачем она потащилась за мной в такую даль?
– Кондеса? – зовет Хуан Карлос.
– Извини, показалось, что-то упало с прилавка, – рассеянно отзываюсь я.
Хуан Карлос продолжает внимательно осматривать площадь на предмет возможных угроз. Я тоже подозрительно озираюсь. Судя по всему, за мной последовали все мои звери. Вот лягушки прыгают по цветочным горшкам. Вот ящерица пристроилась на оконной раме и греется на солнышке. Ягуар беззвучно пробирается сквозь толпу, а лама плюется шерстистыми шариками в ничего не подозревающих покупателей.
Заметив мой суровый взгляд, животные обиженно отступают в тень и скрываются из виду. Но я все равно чувствую их присутствие. Они неотрывно наблюдают за нами.
Мы приближаемся к лавке с салтеньяс. Хуан Карлос поворачивается ко мне.
– Сколько ты собираешься слопать? – спрашивает он, приподняв бровь. – Во дворце уже ходят легенды о твоем аппетите.
Что-то привлекает мое внимание. За длинной очередью в салтеньерию, за лавками, где продают чорипан
[76], в тени мелькает фигура человека в широкополой шляпе и яркой лаксанской одежде. Каталина. Она кивает мне и скрывается в переулке рядом с лавкой. Я снова переключаюсь на Хуана Карлоса.
– Две, пожалуйста.
– Всего-то? – хмыкает он. – Потом будешь жалеть. Возьму тебе четыре.
Подходит наша очередь делать заказ. Хуан Карлос подходит к продавцу; пора действовать. Пока он заказывает восемь острых салтеньяс, я незаметно делаю шаг назад. Еще один. Вокруг полно народу, и я легко растворяюсь в шумной толпе. Я могу затеряться на длинных улицах Ла Сьюдад, и меня больше никто не найдет – даже стражи, которые молча шли за нами все это время.
Каталина замечает меня в начале переулка и бросается мне в объятия, потеряв по пути шляпу. Меня никто не обнимал с тех пор, как я покинула крепость, поэтому я радостно прижимаюсь к ней.
– Ты здесь, – говорит она, раскрасневшись от нахлынувших чувств. – Ты правда здесь! Когда я получила твое послание, я сначала не поверила. Живые, летающие птицы, Химена?
Я вздрагиваю, услышав свое имя.
– У меня мало времени. Там страж – точнее, несколько, – и…
Обрываюсь на полуслове. Теперь, когда она стоит передо мной, смотрит на меня с таким обожанием и облегчением, слова комом застревают в горле: я не хочу омрачать счастливые мгновения встречи с моей самой близкой подругой. Моей кондесой.
– Что такое? – спрашивает Каталина и берет меня за руки. – Я знаю об Ане. С тех пор как ты уехала, я отправила в город кучу шпионов. Я знаю, что ты была там и… – Она с сожалением пожимает плечами. – И ты ничего не смогла сделать, чтобы спасти ее.
Я отстраняюсь. Судя по полувопросительной интонации Каталины, она отчасти винит меня в случившемся и ждет от меня объяснений, почему спасение Аны оказалось невозможным. Мне становится не по себе.
