– Только не говори, что ты разочарована, – медленно начинает он. – Если ты…
– Молчи, – прерываю я. – У меня смешанные чувства, но я точно не разочарована.
– Можно поподробнее?
Я часто-часто моргаю, словно пытаясь убедиться, что все это правда – что это на самом деле он. Руми, который постоянно со мной препирался и не стеснялся указывать на мои ошибки. Руми, который презирает короля Инкасисы. Последняя мысль вызывает особенное облегчение. Он ненавидит Атока так же сильно, как я.
Он выпрямляется в полный рост, возвышаясь надо мной. В черных одеждах Эль Лобо он, кажется, гораздо больше похож на себя, чем в роли придворного шута.
– Я надеялась, что это ты.
Сомнения и тревога, переполнявшие его, отступают. Его взгляд проясняется, и глаза загораются ярче, чем все звезды под властью Луны.
Кажется, я влипла. Но и он, по-моему, тоже, и я спрашиваю себя, когда между нами произошла такая перемена. Как мы подошли к этому моменту? Я хочу – нет, мне просто необходимо – во всем разобраться.
– Скажи, зачем ты снял маску.
– Не валяй дурака, – повторяет он мои собственные слова.
– Хочу, чтобы ты сказал это.
Он смотрит на меня открытым, бесхитростным, абсолютно искренним взглядом.
– Потому что мы одинаковые. Ты верна своим принципам.
Я вздрагиваю, но он не замечает.
– Боец, готовый рискнуть собственной жизнью. Страстная и дерзкая. Но, что важно, ты умеешь признавать ошибки. Ты очень, очень удивила меня. Наши разговоры – самая яркая часть моих дней. – Он переводит дыхание и добавляет: – А еще… ты такая красивая. Я ответил на твой вопрос?
Я густо краснею. В два шага Руми оказывается прямо передо мной и прижимает спиной к стене. Сняв с меня маску, он наклоняется и берет мое лицо в ладони, и я больше не могу отводить от него взгляд. Осторожно кладу руки ему на плечи. Зарываясь пальцами в волосы, он слегка запрокидывает мне голову и легко-легко касается губами моих губ. Затем чуть отстраняется и смотрит в глаза, дав мне немного времени на принятие решения.
Я не должна подпускать его к себе. У меня есть все, чтобы спасти свой народ, и я не могу переступить эту черту. Нельзя, нельзя целоваться. Если я позволю ему, то кем я буду после этого? Я завороженно смотрю на свои руки и уговариваю себя убрать их. Но я устала лгать себе. Если сегодняшняя ночь – единственная в нашей жизни, то будь что будет. Руки соскальзывают ему на шею.
Он целует меня. Уверенно, нежно, горячо и страстно. Все теряет значение: и этот мир, и война, в которой погрязли наши народы, и обещания, которые мы дали друг другу. Мы больше не здесь. Я лишь чувствую его крепкие объятия и раскрытую ладонь на своей спине. Он слегка приоткрывает языком мои губы, и я окончательно перестаю соображать. Это невозможно, но иначе уже не может быть.
Мы отрываемся друг от друга, и Руми смотрит на меня так, будто я только что открыла ему сокровенную тайну. Я предстала перед ним абсолютно беззащитной, и он прекрасно понимает, как это ценно. Он прижимается ко мне лбом, и, глядя друг на друга, мы наслаждаемся одним воздухом.
– Я хочу, чтобы ты знала правду обо мне, Каталина, – говорит он. – У нас ничего не получится, если у каждого будут свои тайны.
Я киваю, но внутри все сжимается. Если бы я решила открыть свою самую большую тайну, это стоило бы сделать сейчас. Но я не могу. Ставки слишком высоки. Я только что узнала о его чувствах, и если сейчас я скажу правду, то, возможно, потеряю его навсегда. Я не хочу его терять. Не сегодня. Когда все закончится, он возненавидит меня, но сейчас я не готова к этому. Руми целует меня в нос.
– О чем ты думаешь?
Я смотрю ему в глаза.
– Все может закончиться быстрее, чем ты думаешь.
– Посмотрим, – с легкой улыбкой отзывается он.
Руми подводит меня к крыльцу, спрятанному в тени.
Над ним – вывеска с надписью на древнем наречии и выцветшее изображение птицы.
– Что там?
Он стучит три раза – два коротких и один длинный. Затем смотрит на меня и, наклонившись, трется носом о мою щеку.
– Все, – шепчет он мне на ухо.
Глава двадцать пятая
СКРИПУЧАЯ ДВЕРЬ МЕДЛЕННО приоткрывается, и сквозь щелку я вижу мягкий приглушенный свет. Нам открыла худая пожилая женщина. Лаксанка. Сначала я вижу только часть ее лица, но потом она широко распахивает дверь и расплывается в улыбке. Темный двор заполняется шумом таверны. Громкие разговоры, звон стаканов и скрип стульев по каменному полу.
– Руми, – говорит лаксанка. – Мы тебя сегодня не ждали.
Тут она замечает меня, и ее улыбка тает так же быстро, как воск от пламени свечи.
– Это еще кто?
Руми крепко обнимает меня за плечи и притягивает к себе.
– Подруга.
Я сглатываю. Женщина строго поджимает губы и приглаживает седеющие волосы. Свободной рукой она берет Руми за локоть и провожает внутрь. Меня оставляет на крыльце.
– Тарука, – говорит Руми одновременно весело и раздраженно.
– Пф-ф-ф, – лишь фыркает она.
– Поздоровайся хотя бы…
– Захлопни за собой дверь, – говорит мне Тарука и провожает Руми в глубь таверны.
Обернувшись, он виновато смотрит на меня и одними губами бормочет извинения. Я в ошеломлении следую за ними, рассматривая пестрый интерьер. Вдоль терракотовых стен расположены отдельные кабинки с занавесками. Все они выглядят одинаково: стол со скамейками по обе стороны, на полке – эвкалиптовая свеча. Над прямоугольными столами висят глиняные горшки с пышными желтыми цветами.
В центре таверны – небольшая круглая сцена, где танцует красивая лаксанка. Она раскачивается и подпрыгивает, а трое музыкантов играют на гармониках. В противоположном от нас конце зала сидит Хуан Карлос; его плечи сотрясаются от смеха – видимо, его компаньоны сказали что-то очень забавное. Заметив меня, он выпрямляется и немедленно переводит взгляд на человека рядом со мной.
Руми кивает ему, и Хуан Карлос улыбается в ответ. Снова посмотрев на меня, он подмигивает и поднимает стакан в знак приветствия.
– Что он здесь делает?
– Он единственный из моей семьи, кто остался в живых, – объясняет Руми. – Двоюродный брат.
Я хмурюсь.
– То есть он родственник Атока?
– Нет. Но мы одной крови.
Тарука предлагает Руми одну из пустых кабинок и, нахмурившись, указывает мне на скамейку напротив него.
– Два апи, – говорит Руми. – Por favor.
Тарука треплет его по голове.
– Ты единственный из моих знакомых, кто пьет апи после ужина, а не на завтрак. Пойду разогрею.
