1 марта Наполеон III был официально низложен и обвинен в том, что допустил «иностранное вторжение в страну, крушение и расчленение Франции». Париж был разорен, вся деловая активность в нем прекратилась. Пребывающий в Пиренеях Мане в письме просил Дюре одолжить ему денег, поскольку «эта ужасная война, боюсь, на многие годы вперед подорвала мое материальное положение». Ренуар, глубоко потрясенный гибелью Базиля, у родителей в Лувесьенне оправлялся от дизентерии. Никто давно не видел Сислея. Его отец обанкротился и, сломленный войной, умер вскоре после нее. Благосостояние семьи так никогда и не восстановилось.
Когда стало известно, что прусские войска оккупируют округ Пасси (пока был намечен только этот округ), части Национальной гвардии Бельвиля заявили, что встретят их артиллерийским огнем. Французская милиция выступила навстречу и заняла позиции по берегам Сены. В Пасси начались беспорядки. Одного полицейского восставшие леваки после двухчасовой пытки утопили, несмотря на то что он просил о пощаде и умолял застрелить его.
Слыша подобные рассказы, Корнелия Моризо призналась Эдме, что уже не так ненавидит пруссаков. Пережив осаду, Моризо теперь решили покинуть Пасси и начали готовиться к переезду в Сен-Жермен. Парижские магазины были закрыты. Город снова застыл в ожидании. Люди наблюдали за происходящим из окон. Все бульвары и улица Руайяль пустовали.
Незначительное, скорее символическое количество пруссаков вошло в почти пустой, замерший Париж. На опустевших улицах и фасадах ратуш всех двадцати округов висели черные флаги. Плакаты на закрытых ставнях кафе и баров гласили: «Закрыто по случаю национального траура».
Незаинтересованные в оккупации пруссаки через несколько дней просто покинули город, но для левых оккупация, пусть номинальная, символизировала полное поражение Франции и удар по национальной гордости. Новая республика не пользовалась популярностью и почти всеми рассматривалась как недееспособная. Тьер, избранный президентом только в мае, не являлся человеком, могущим эффективно возглавлять государство. В представлении большинства парижан ответственность за поражение Франции лежала непосредственно на правительстве.
Тьер понимал: единственная его надежда сохранить контроль над столицей заключается в разоружении Национальной гвардии. В его распоряжении находилось 12 тысяч солдат, притом что Национальная гвардия насчитывала несколько сотен тысяч. Чтобы обезопасить государственные займы, он был обязан выполнить условия мирного договора, а для этого ему требовалось доверие народа. Однако присоединение Национальной гвардии к Коммуне стремительно лишало его положение какой бы то ни было надежности. Более того, он оказался перед реальной угрозой гражданской войны.
Пока Париж готовился к очередному кризису, Моне и Писсарро продолжали оставаться в Лондоне. В январе пруссаки подошли на расстояние сорока или пятидесяти миль к Монфуко и оккупировали Ле-Ман. Вскоре они уже обстреливали Лувесьенн.
22 февраля сосед Писсарро сообщил ему:
– Можете попрощаться со своими одеялами, одеждой, обувью и бельем, поверьте мне. А ваши рисунки… будут украшать теперь гостиные пруссаков.
К марту дом Писсарро превратился в развалины. Жена соседа написала об этом Жюли в Лондон: крыша рухнула, входной двери, лестницы и пола больше нет. Захватчики держали в доме лошадей, в кухне устроили загоны для овец, их, а также кур и кроликов режут в саду.
Картины Писсарро, вырванные из рам, они использовали в качестве фартуков и подстилок – чтобы кровь не просачивалась на пол. Однако соседям удалось спасти сорок картин и (что в ее представлении являлось гораздо большей удачей) фамильные напольные часы Писсарро. Но до прихода прусских солдат в доме хранилось около полутора тысяч картин (в том числе картины Моне). Лучшая часть того, что было написано за последние 15 лет, погибла.
Глава 7
«Кровавая неделя»
«…нашла самое подходящее время, чтобы востребовать свои рисовальные принадлежности… Париж в огне!»
Корнелия Моризо
Попытка правительства захватить пушки Национальной гвардии, предпринятая утром в субботу 18 марта, стала той искрой, которая разожгла майскую революцию 1871 года. План состоял в том, чтобы завладеть стратегическими пунктами города, отобрать оружие и арестовать известных революционеров.
Тьер с несколькими своими министрами прибыл в Париж, чтобы руководить операцией. Они послали войска в Бельвиль, Бютт-Шомон, Менильмон, на площадь Бастилии, к ратуше и самую большую группу на Монмартр – главный объект, поскольку с его высоты пушки могли обстреливать почти весь Париж. Войска прибыли тайно на рассвете, окружили холм и проследовали до танцхолла «Шато руж» и Башни Сольферино. К четырем часам утра пушки были захвачены, но, поскольку у наступающих не было лошадей, вывезти их оказалось невозможно.
Когда жители Монмартра проснулись и увидели, что происходит, началось восстание. Узнав, что два его генерала расстреляны, Тьер решил немедленно перенести столицу в другое место. Тем же утром он отозвал войска в Версаль, оставив Париж в руках мятежников.
Мане пришел в ярость. «Мы живем в несчастной стране, где народ только и мечтает свергнуть правительство, чтобы занять его место. Вокруг совершенно нет непредвзятых людей, нет великих граждан, нет истинных республиканцев… Единственное, что могут эти люди, – мешать начавшему формироваться в общественном сознании восприятию здравой идеи о том, что лишь правительство честных, миролюбивых, разумных людей есть истинно республиканское правительство».
Корнелия Моризо в кои-то веки согласилась с ним.
Париж не желает, чтобы его обманом отвратили от его республики, – писала она дочери Ив в начале марта. – Он хочет настоящее республики коммунистов и массовых беспорядков… Нет ничего позорней поведения этих людей из Бельвиля и Менильмонтана, которым хватает храбрости лишь на то, чтобы сражаться с собственными соотечественниками, грабить и потворствовать своим страстям.
Под палящим солнцем 20 тысяч гвардейцев встали лагерем перед ратушей, развернув красный флаг. 22 марта 800 сторонников правительства прошли маршем по Вандомской улице, скандируя: «Долой Комитет! Долой убийц!» Их столкновение с гвардейцами вылилось в настоящую бойню. 26 марта в ратуше была официально провозглашена Коммуна.
Гюстав Курбе, французский художник-реалист, вызывавший наибольшее количество споров (это он был свидетелем на бракосочетании Моне), баллотировался от шестого округа, занимая шестое место в списке. По словам одного историка, «в Париже образовалось два правительства».
2 апреля безоружные демонстранты пришли на Вандомскую площадь, чтобы захватить пост Национальной гвардии. Их встретили шквалом огня, 25 человек были убиты или ранены. Курбе назначили блюстителем всех музеев, но новое назначение ничуть не смягчило его республиканских убеждений. 16 апреля он был официально введен в руководство Парижской коммуны и вознамерился снести Вандомскую колонну. Ренуару его план казался непостижимым: «Он не может думать ни о чем, кроме Вандомской колонны, словно счастье всего человечества зависит от того, что она будет снесена».
