Отвечаю: следует сказать, что, поскольку истинное и ложное противоположны, а противоположности относятся к тому же самому, необходимо прежде искать ложность там, где изначально находится истина, то есть в интеллекте. Ведь в вещах истина и ложность суть только в их отношении к интеллекту. И так как нечто называется просто на основании того, что подобает ему сущностным образом, но в некотором отношении называется на основании того, что подобает ему акцидентально, то вещь, со своей стороны, может быть названа ложной просто, когда она относится к интеллекту, от которого зависит и с которым соотносится сущностным образом, но относительно направленности к другому интеллекту, с которым она соотносится акцидентальным образом, она может быть названа ложной только в некотором отношении. Но природные вещи зависят от божественного интеллекта так, как искусственные вещи от человеческого. Следовательно, об искусственных вещах просто и сущностным образом говорится, что они – ложны, если они утрачивают форму, приданную им искусством; поэтому говорят, что некий мастер производит ложное творение, если ему недостает от действия искусства.
Слово «искусство» в Средние века (как и в Античности) имело более широкое значение, обозначая любое ремесло.
Таким образом, в вещах, зависящих от Бога, нельзя обнаружить ложность в их соотношении с божественным интеллектом; поскольку все, что бы то ни оказывалось в вещах, происходит от установления божественного интеллекта, за исключением, возможно, только действия тех, кто действует по своей воле, во власти которых отклониться от установления божественного интеллекта, в чем и состоит зло провинности; согласно этому сами грехи называются в Писании неправдами и ложью, по такому Псалму (Пс. 4, 3): «Почему вы любите суету и ищете лжи?»; так же, как, напротив, добродетельное деяние названо «истиной жизни», поскольку оно подчиняется установлению божественного интеллекта; так, например, говорится у Иоанна (Ин. 3, 21): «Поступающий по правде идет к свету».
Но по отношению к нашему интеллекту, с которым природные вещи соотносятся акцидентально, они могут быть названы ложными (но не просто, а в некотором отношении) двояко. Во-первых – на основании обозначения, как, например, говорится, что ложно в вещах то, что обозначается или представляется речью или интеллектом, которые ложны. В соответствии с этим способом о любой вещи можно сказать, что она ложна в отношении того, что ей не присуще; как если бы мы сказали, что диаметр – ложное соизмеримое, как говорит Философ в пятой книге «Метафизики» (1024 b 19). И так же говорит Августин во второй книге «Монологов» (II, 10): «Истинный трагик – ложный Гектор»; так же как, напротив, что-нибудь может быть названо истинным в отношении того, что ему соответствует. Во-вторых, вещь может быть названа ложной по модусу причины – и, таким образом, говорится, что та вещь ложна, которая по природе способна производить ложное мнение. И поскольку нам присуще судить о вещах по внешним проявлениям, так как наше знание возникает из чувства, которое первично и сущностным образом имеет дело с внешними проявлениями, поэтому о том, что во внешних проявлениях имеет подобие других вещей, говорится, что оно – ложно относительно тех вещей; например, желчь есть ложный мед; и олово – ложное серебро. Относительно этого Августин говорит во второй книге «Монологов» (II, 6), что ложными мы называем те вещи, которые принимаем за истинноподобные, и Философ говорит в «Метафизике» (1024 b 21): «Ложным» называется то, что по природе склонно казаться не таким, каково оно есть, или тем, что оно не есть. И таким же образом о человеке говорят «фальшивый», поскольку он восхищается ложными мнениями или речами, а не потому, что он может измышлять их; иначе в этом смысле мудрые и ученые люди назывались бы «фальшивыми», как сказано в третьей книге «Метафизики» (Аристотеля, 1025a 2).
1. Относительно первого следует сказать, что вещь, соотносящуюся с интеллектом, называют истинной относительно того, что она есть; и ложной относительно того, что она не есть. Поэтому «истинный трагик – ложный Гектор», как сказано во второй книге «Монологов» (II, 10). Таким образом, подобно тому как в том, что есть, находится некоторое не-бытие, так в том, что есть, находится и некоторый смысл ложности.
2. Относительно второго следует сказать, что вещи обманывают не по их сущности, но акцидентально. Ведь они предоставляют случай для лжи потому, что они представляют подобие того, существованием чего они не обладают.
3. Относительно третьего следует сказать, что о вещах говорится, что они – ложны не в соотношении с божественным интеллектом, потому что это означало бы, что они просто ложны, но в соотношении с нашим интеллектом, а значит, они ложны лишь в некотором отношении.
4. Относительно четвертого аргумента, поскольку он выставляется как противоположный, следует сказать, что подобие или неподходящее представление вводит смысл ложности, только если предоставляет случай для ложного мнения. Следовательно, не обо всем, что есть подобие, говорится, что это – ложные вещи; но только когда есть такое подобие, что ему по природе присуще производить ложное мнение, и не в любом случае, но в большинстве.
Глава 2
Есть ли ложность в чувстве?
Относительно второго следует рассмотреть следующее положение: считается, что в чувстве ложности нет. Ведь говорит Августин в книге «Об истинной религии» (33): «Если все телесные чувства свидетельствуют так, как они ощущают, то я не знаю, чего же больше мы можем требовать от них». Таким образом, кажется, что мы не обманываемся чувствами; и, следовательно, ложности в чувстве нет.
2. Кроме того, Философ говорит в четвертой книге «Метафизики» (1010b 2), что ложность надлежит не чувству, а воображению.
3. Кроме того, в не-сложном нет ни истинного, ни ложного, но только в сложном. Но соединение и отделение не принадлежит чувству. Следовательно, в чувстве нет ложности.
Но этому противоречит то, что говорит Августин во второй книге «Монологов» (II, 6): «Очевидно, что мы обманываемся во всех чувствах, обольщаясь сходством».
Отвечаю: следует сказать, что ложность следует разыскивать в чувстве только там, где в нем есть истина. Но истина находится в чувстве не так, чтобы чувство познавало истину, а поскольку от чувственно воспринимаемого оно получает истинное восприятие, как сказано выше (q. 16, a. 2), и это случается благодаря тому, что чувство воспринимает вещи такими, каковы они суть. Поэтому случается, что ложность есть в чувстве из-за того, что оно воспринимает вещи или судит о них иначе, чем они суть.
Но вещь может быть познана, поскольку в чувстве есть подобия вещей, а подобие некоей вещи есть в чувстве трояко. Во-первых, первично и сущностным образом – так в зрении есть подобие цветов и другого собственного чувственно воспринимаемого. Во-вторых, сущностным образом, но не первично – так в зрении есть подобие формы, величины, и другого чувственно воспринимаемого, общего для всех чувств. В-третьих, не первично и не сущностным образом, но акцидентально; так, в зрении есть подобие человека, но не поскольку он есть человек, а поскольку иметь такой цвет случается человеку.
