Вместе с тем, как только девственное рождение вошло в традицию, сюжет драмы потребовал земного отца – в патриархальном обществе без него не обойтись. Так непорочное зачатие и земной отец появляются в традиции одновременно. Не будь девственного рождения, не был бы создан и персонаж по имени Иосиф. Я намеренно использую слово «создан»: я уверен, что его образ возник именно так. Иосиф ни разу не появляется в евангельском повествовании вне рассказов о Рождестве
[17]. Есть, однако, интересная и, на мой взгляд, весьма красноречивая правка, внесенная Матфеем в рассказ Марка о семье Иисуса, смущенной его поведением и пришедшей забрать его домой. У Марка некий человек из толпы кричит: «Не Он ли плотник, сын Марии?» Матфей, явно имевший перед собой текст Марка, столкнулся с проблемой, ведь он уже создал историю Рождества, в которой был Иосиф. И он отредактировал данный фрагмент диалога, изменив слова Марка так существенно, что устраняет все следы скандала и в то же время упоминает Иосифа. Текст Матфея звучит так: «Не Он ли сын плотника? Не Мать ли Его называется Мариам?» (Мф 13:55). И вот эта одна-единственная фраза Матфея, переписавшего Евангелие от Марка, породила традиционное представление об Иосифе как о плотнике. Матфей сглаживает текст Марка – и приводит его в лад с введенной им самим темой чудесного рождения.
Я не верю, будто человек по имени Иосиф – земной отец и защитник Иисуса – когда-либо существовал. Тексты, рассмотренные нами, подтверждают это мнение. Иосиф – персонаж мифологический от начала до конца, и он создан автором текста, названного нами Евангелием от Матфея.
Еще одним веским аргументом в пользу этого утверждения служит то, как именно Матфей рисует образ Иосифа
[18]. Единственные во всей Библии биографические детали, связанные с Иосифом, содержатся в рассказе о Рождестве. Выделим три самых важных момента. Во-первых, у Иосифа есть отец по имени Иаков. Во-вторых, Бог, как кажется, общается с Иосифом только через сны (приводятся четыре таких откровения: 1:20, 2:13, 2:19, 2:22). В-третьих, роль Иосифа в драме спасения – спасти обетованное дитя от смерти, взяв его с собой в Египет (2:13–15). Каждая из этих деталей, безусловно, была знакома евреям, читавшим Матфея и прекрасно знавшим историю патриарха Иосифа из Книги Бытия (главы 37–50). У «того» Иосифа тоже был отец по имени Иаков (Быт 35:24). «Тот» Иосиф тоже был тесно связан со сновидениями (Быт 37:5, 9, 19; 40:5 и сл., 16 и сл.; 41:1–36) и более того, достиг высшей власти в Египте как искусный толкователь снов (Быт 41:38). Роль Иосифа в драме спасения состояла в том, чтобы спасти избранный народ от голодной смерти, уведя его в Египет (Быт 45:1–15). Эти биографические связи едва ли случайны. Они слишком очевидны и искусственны, чтобы служить историческим свидетельством. Речь идет лишь о еще одной попытке привить Иисуса к древу библейского эпоса, который формировал мифологическое самосознание еврейского народа.
Не будь девственного рождения, не был бы создан и персонаж по имени Иосиф
Есть и еще одна, последняя причина, по которой имя Иосифа имело такое значение в истории Иисуса. После царствования Соломона еврейский народ разделился на два царства: Северное, которое в период политического раскола звалось Израилем, а во времена Нового Завета – Галилеей, и Южное – это царство Иуды во времена раскола и Иудея в Новом Завете. Этот раздел в истории евреев был настолько глубоким, а порожденная им враждебность – такой устойчивой, что еврейские рассказчики поместили его истоки в своей предыстории, представив патриарха Иакова, основателя нации, имевшим двух главных жен: Лию, мать Иуды, чье колено господствовало в Южном царстве, и Рахиль, мать Иосифа, чьи колена (Ефрем и Манассия) властвовали в Северном. Если Иисус, живший в I веке нашей эры, хотел по праву претендовать на титул Мессии, он был обязан примирить эти две фракции. Матфей достигает этой цели сначала при помощи генеалогии (1:1–17), связав жизнь Иисуса – по сути, его ДНК, – с династией царя Давида, то есть, с точки зрения генетики и родословной, с коленом Иуды. Затем он дает Иисусу земного отца по имени Иосиф (Мф 1:16), чья жизнь выстроена по образцу патриарха Иосифа из Книги Бытия, и тем увязывает свое толкование Иисуса с другим ответвлением еврейской истории – коленами Иосифа. Прием довольно остроумный, но не имеющий ничего общего с реальной историей. Не думаю, будто кто-то, в том числе и авторы Нового Завета, знали, кем был отец Иисуса. Марк вообще о нем не упоминает. Матфей и Лука утверждают, что его настоящим отцом был Дух Святой. Иоанн, чье творение часто называют четвертым Евангелием, опускает удивительную историю рождения Иисуса, но дважды называет его сыном Иосифа (Ин 1:45, 6:42).
И вот причина, по которой Иосиф во всей христианской истории оставался в тени: он изначально был литературным персонажем, созданным из мифов, что накопились в ходе толкований. Вопросы становятся глубже, а сюжет – все запутанней. Мы отвергаем идею о том, что Иисус родился в Вифлееме. Затем – идею девственного рождения, как чистую фантазию. Затем показываем, что персонаж, которого обычно считают земным отцом Иисуса – не историческая личность, а легко распознаваемый литературный прием.
И теперь, сделав вывод о том, что Иосиф – создание Матфея, обратим внимание на Марию. Как уже отмечалось, ее имя появляется в одном-единственном стихе у Марка, причем ее поведение по отношению к Иисусу в этом Евангелии представлено в негативном свете. И перед нами еще более тревожащий вопрос: была ли в истории Мария, мать Иисуса? Да, конечно, у человека по имени Иисус мать, безусловно, была. И по крайней мере он сам – не говоря уже о других его родственниках – хорошо ее знал. Но правда ли ее звали Марией? Этот вопрос остается открытым, а ее образ девственницы – не что иное, как итог более позднего развития традиции. Когда Марк, писавший десятилетием раньше, ввел в повествование мать Иисуса, не называя ее по имени, он упоминал: помимо Иисуса, она была матерью еще четырех сыновей и по меньшей мере двух безымянных дочерей (6:3). Едва ли мать семерых детей могла быть девственницей в глазах Марка! Судя по всему, создание этой легенды следует приписать Матфею.
Примерно в конце 90-х годов или, возможно, даже в начале II столетия Лука пишет свое Евангелие и привносит в историю о девственном рождении множество новых деталей. Кроме того, у него характер Марии развит намного полнее, чем в линейной истории Матфея. У Луки мать Иисуса объята страхом при мысли о предначертанной ей роли (Лк 1:29). Мария, по словам Луки, приходится родственницей Елисавете, матери Иоанна Крестителя (Лк 1:36). Она же поет гимн, получивший название Magnificat (Лк 1:46–55), и слагает слова о божественных знамениях в сердце своем (Лк 2:19). Она идет с двенадцатилетним Иисусом в Иерусалим на праздник Пасхи (Лк 2:41). (Тут можно задаться вопросом, не идет ли речь о прообразе более поздней церемонии бар-мицва
[19].) В том же рассказе она упрекает Иисуса, когда он остается в храме после ее отъезда (Лк 2:48). Затем ее имя исчезает из повествования. Во всем корпусе Луки Мария упомянута еще лишь один раз, в Книге Деяний (Деян 1:14): она пребывала вместе с апостолами в горнице в день Пятидесятницы. Ни в одном из трех первых Евангелий не сказано, что она присутствовала при Распятии.
