Первое подозрение о том, что Иуда мог быть литературным персонажем, а не реальной исторической личностью, возникло, когда я обратил внимание на то, что Павел, судя по всему, ничего не знает о том, будто Иисуса предал один из Двенадцати. Павел говорит о том, что Иисус был предан, в следующих словах: «Господь Иисус в ту ночь, когда Его предавали, взял хлеб…» (1 Кор 11:24). Именно с этого стиха, как я полагаю, берет начало история предателя. Однако четырьмя главами ниже, когда Павел описывает последние события в жизни Иисуса, он ни словом не упоминает об измене, а вместо этого говорит, как уже отмечалось ранее, что когда Иисус был воскрешен, «Он явился Кифе, потом – Двенадцати». Сама мысль, что предатель мог присутствовать в числе двенадцати апостолов при явлении Христа после воскресения, просто неправдоподобна. По словам Матфея, к моменту Пасхи Иуда уже повесился. Похоже, что Павел никогда не слышал о предательстве Иисуса одним из Двенадцати.
Едва семя сомнений относительно историчности Иуды посеяно, дальнейшее исследование Евангелий в связи с этим персонажем ведет к разоблачению. С каждым новым Евангелием, если ставить их в хронологическом порядке, Иуда явно выглядит все более и более порочным, тогда как Понтий Пилат – напротив, все менее и менее зловещим. Обе тенденции следует рассматривать параллельно, чтобы уяснить их смысл. Такое чувство, что образы Иуды и Пилата развиваются в диаметрально противоположных направлениях.
Исследование других историй предательства в еврейской Библии тоже ведет к неожиданным открытиям. Каждую деталь из истории Иуды можно встретить в более ранних библейских повествованиях. В истории о двенадцати сыновьях Иакова из Книги Бытия, когда Иосифа продали в рабство его же братья, тем братом, который предложил заработать деньги на этом поступке, был Иуда, он же Йехуда, четвертый сын Лии (Быт 37:26–27). Иуда и Йехуда – по сути, одно и то же имя. Иуда выручил от этой сделки двадцать сребреников. В истории, когда Ахитофел предал царя Давида (2 Цар 15:12 – 17:23; см. также Псалом 40/41), упоминается, что предатель ел за столом «помазанника Господня». Этот царский титул, «помазанник Господень», соответствует еврейскому слову maschiach, позднее переведенному как «Мессия» или «Христос». Эпизод с Ахитофелом, безусловно, стоит за одной из подробностей последней трапезы, вошедшей во все Евангелия, а именно словами вроде «один из вас предаст Меня: он ест со Мною» (Мк 14:20, Мф 26:23, Лк 22:21, Ин 13:18). Когда предательство Ахитофела раскрыли, он ушел и повесился; то же рассказывают и об Иуде. Рассказ о «поцелуе предателя» восходит к истории о том, как Иоав поцеловал Амессая и заколол его кинжалом, держа правой рукой за бороду (2 Цар 20:9). В Книге пророка Захарии мы находим ссылку на царя-пастыря Израиля, оцененного в тридцать сребреников (Зах 11:14). Он позже швырнул серебро обратно в храм, и точно так же, по словам евангелиста, поступил и Иуда.
Иуда – искусственно созданный образ, изначально лишенный черт предателя
Если к этому смешению деталей предательства, заимствованных из разных мест еврейской Библии, добавить еще и тот факт, что антигерой истории Иисуса, оказывается, носит то же имя, что и сама еврейская нация, – которая к моменту написания Евангелий уже считалась главным врагом христианского движения – наши подозрения усилятся. Когда же, наконец, мы обнаружим, что и у Луки, и у Иоанна сохранились отголоски не полностью задушенной памяти о «хорошем» Иуде, принадлежавшем к числу Двенадцати, и что Церковь поместила в свой священный канон послание, приписываемое некоему Иуде, которое также подкрепляет эти воспоминания, подозрения превратятся во всепоглощающее сомнение.
Исторический контекст, в рамках которого создавалось Евангелие от Марка, задавшее, в свою очередь, тон по крайней мере для Евангелий от Матфея и Луки, проливает еще немного света на образ Иуды. Впрочем, рассказ о нем столь глубоко вошел в повествование о Распятии, что я предпочел бы рассмотреть его несколько позже, в том контексте. Сейчас же достаточно сказать, что роль Иуды, прозванного Искариотом, значительно сложнее и в ней намного больше толкований, чем это представляется большинству христиан. Мой окончательный вывод таков: ни Иуды Искариота, ни предательства не было.
Когда мы начинаем сводить воедино разрозненные данные об учениках, первое, к чему мы приходим, – это понимание того, что их идентичность, по-видимому, была для первых христиан не столь важна, как само число «двенадцать». Авторы Евангелий не всегда сходятся в том, кто именно входил в состав группы, а может быть, никакой отдельной группы из двенадцати учеников и не существовало, и когда сама идея «Двенадцати» все же появилась, авторам Евангелий пришлось постараться, давая им имена.
Во-вторых, если порядок следования в списке указывает на значимость – как это, судя по всему, и задумывалось изначально, – то роль отдельных учеников варьируется от списка к списку, что может попросту отражать факт соперничества различных групп в раннем христианстве. Имя Фомы, как кажется, «мечется» чаще других, – по мнению профессора Принстонского университета Элейн Пейглс, это может указывать на конфликты между группой, создавшей Евангелие Фомы, и другой, породившей четвертое Евангелие. По ее мнению, внимательное чтение Евангелия Фомы наводит на мысль, что четвертое Евангелие, по крайней мере отчасти, было создано как ответ на Евангелие Фомы – и на то, как в нем воспринят образ Иисуса
[26].
Третий вывод, который здесь следует привести: у Иисуса были и ученицы, и они были с ним всегда, но не вошли ни в один список. И все же Марк говорит нам, что эти женщины, среди которых первой почти неизменно упоминается Мария Магдалина, «следовали за Ним и служили Ему, когда Он был в Галилее» (Мк 15:40–41). Матфей ссылается на них и повторяет: они «последовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему» (Мф 27:55). И Лука упоминает о женщинах, «последовавших за Ним из Галилеи» (Лк 23:49). Возможно, сама идея о том, что у Иисуса было двенадцать учеников, введена в историю Иисуса Павлом ради другой, сугубо еврейской повестки дня.
Мой окончательный вывод таков: ни Иуды Искариота, ни предательства не было
Если Иисус, как гласило одно из связанных с ним утверждений, должен был стать основателем нового Израиля, то в этом новом Израиле, как и в Израиле древнем, должно было быть двенадцать колен, или племен. В Евангелии от Матфея, незадолго до своего входа в Иерусалим, Иисус обращается к ученикам со словами: «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в новом бытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (19:28). Лука цитирует слова Иисуса, сказанные ученикам во время Тайной Вечери: «Я завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, чтобы вы ели и пили за трапезою Моею в Царстве Моем. И сядете вы на престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (Лк 22:30). Сторонники гипотезы «источника Q» утверждают: эти идеи, отсутствующие у Марка, но у Матфея и Луки достаточно сходные, чтобы заподозрить общий источник, могут быть заимствованы из этого ныне утраченного документа, причем более раннего, чем Евангелие от Марка. Если так, нам следует добавить: эти слова предполагают наличие Иуды в составе Двенадцати – возможное указание на то, что на момент создания «источника Q» история о предательстве одного из Двенадцати еще не получила развития. То же самое, как мы уже видели, справедливо и в случае с посланиями Павла.
