Наши подозрения усиливаются, когда мы смотрим на слова Марка в первом рассказе о смерти Иисуса и обнаруживаем, что он помещен в цикл из двадцати четырех часов, аккуратно поделенный на восемь равных частей. Это делает повествование о Распятии все меньше похожим на историю и все больше – на литургию. Еврейская Пасха обычно представляла собой трехчасовой ритуал, основанный на общей трапезе. Похоже, в христианской истории Распятия трехчасовая литургия евреев была расширена последователями Иисуса до двадцати четырех часов непрерывной службы, также сосредоточенной вокруг общей трапезы.
Когда Марк впервые составил свою историю Распятия, то отметил, что она началась с «наступлением вечера» (14:17). В древнем мире, жившем без электричества, это означало время захода солнца, или примерно 18 часов. Марку, как еврею, было известно: обычно пасхальная трапеза длилась три часа и завершалась пением гимна. И как раз в нужном месте, в конце первого сегмента, он вставляет ремарку: «И воспев хвалебную песнь, вышли на гору Масличную» (14:26). Теперь уже было, по всей вероятности, где-то девять вечера, пасхальная трапеза только что завершилась, а изувеченное тело Иисуса и его кровь, «изливаемая за многих», получили новое символическое толкование (14:22–25). Иисус в смерти должен был стать новым пасхальным агнцем.
Затем у Марка Иисус с группой учеников отправляются в Гефсиманский сад, где, по его словам, трое самых близких учеников (Петр, Иаков и Иоанн) не в силах удержаться от сна. «Не смог ты один час пободрствовать?» (14:37) – спрашивает Иисус, и это повторяется еще дважды. Ученики не в силах удержаться от сна час, два часа, три часа. Марк чувствует литургию безупречно! Настала полночь, а с нею и второй этап 24-часовой литургической драмы.
В полночь свершается предательство, словно автор хотел сказать, что самое мрачное событие в истории человечества случилось в самый темный час. Вслед за тем Марк описывает арест: «И оставив Его, бежали все [все, а не только некоторые из учеников Иисуса]» (14:50). Иисус оказался на последнем испытании совершенно один. Его уводят для допроса к еврейским первосвященникам и старейшинам, которые ищут доказательств, позволяющих приговорить его к смерти. «Ты ли Христос, Сын Благословенного?» – спрашивают его. «Я, – отвечает Иисус, – и вы увидите Сына Человеческого, восседающего по правую сторону Силы и грядущего с облаками небесными» (14:61–62). Синедрион выносит приговор: за свои мессианские притязания он достоин смерти. Время – где-то три утра. Прежде чем продолжить, мы должны отметить: согласно еврейской традиции, освященной Торой, судебные заседания допускались только при дневном свете – еще один намек на то, что здесь нет связи с исторической памятью.
В ту эпоху время с трех до шести утра иногда называлось «криком петуха» – и именно сюда Марк вводит историю троекратного отречения Петра (14:66–72), по-видимому, воспринимая его как еще одно проявление апостольской неверности. Петр, Иаков и Иоанн уже доказали, что не способны бодрствовать ни три часа, ни два, ни даже часа. Теперь же Петр, глава апостолов (чья преданность подчеркивается тем, что он следует за арестованным Иисусом во внутренний двор первосвященника), доводит отречение до конца, трижды отказываясь от Иисуса, – каждый раз вместе с криком петуха, отмечающим конец очередной фазы ночи. Это подводит нас к 6 часам утра.
Словно с тем, чтобы лишний раз подчеркнуть, что он имеет в уме именно непрерывный двадцатичетырехчасовой цикл из восьми трехчасовых промежутков, Марк объявляет: действие продолжилось «тотчас же утром» (15:1) – то есть с рассветом нового дня, в 6 утра. Первосвященники, книжники и старейшины ведут осужденного Иисуса к римскому правителю, Понтию Пилату, у которого, по словам Марка, и проходит «римская» часть суда над Иисусом. Она содержит своего рода сделку о признании вины, причем Пилат ищет выход из положения. По сути, он говорит: «Я не нашел в нем никакой вины. Как насчет Вараввы?» Но ничего не помогает. Смерть Иисуса неизбежна. Его крови, как нам говорят, алчет толпа. Мы слышим гневные выкрики: «Распни его!» Нам стремительно рассказывают о предсмертных пытках, об осмеянии, о бичевании. Иисус одет в пурпурный плащ, словно царь, на голове у него терновый венец, а в руках сломанная трость, напоминающая царский скипетр. Когда жестокие забавы кончились, как пишет Марк, «выводят Его, чтобы распять Его» (15:20).
Даже по пути к месту Распятия Марк не забывает напомнить читателям о литургическом строении драмы, объявив: «Был же час третий», или 9 часов утра, «когда распяли Его» (Мк 15:25). При этом он приводит лишь несколько фактических деталей Распятия. Сначала, по словам Марка, крест к Голгофе нес некто Симон Киринеянин. Перед Распятием Иисусу и двум разбойникам предлагают вино, смешанное с миррой. Проходящая мимо толпа насмехается над Иисусом, первосвященники присоединяются к издевкам, оба разбойника у Марка молча наблюдают.
Затем Марк говорит: «И когда настал час шестой» (15:33) – то есть в полдень, – как будто дождавшись нужного момента, «тьма наступила по всей земле». Это была апокалипсическая тьма, подобная той, которая, как ожидалось, будет сопровождать конец света. Сколько времени она длилась? Три часа, отвечает Марк, подводя, таким образом, свою драму к 15 часам, когда Иисус кричит: «Боже Мой, Боже Мой! Зачем оставил Ты Меня?» (15:34). Этот крик, как сказано, толпа ошибочно приняла за призыв о помощи, обращенный к Илии. Мы снова сталкиваемся с этой титанической фигурой из еврейского прошлого – также апокалипсическим символом
[39]. Сразу после того Иисус, «воззвав громким голосом» (содержание его возгласа Марк не описывает), «испустил последний вздох» (15:37). В этот драматичный момент Марк вводит в историю Распятия еще два ярчайших мессианских символа. Завеса в храме, отделяющая Святое место, где могли собираться люди, от Святого Святых, считавшегося местом пребывания Бога, куда ни один человек входить не мог, разорвалась надвое, сверху донизу (15:38), тем самым заново открывая доступ к Богу. Затем язычник, римский центурион, по-своему истолковал драму, сказав о покойном: «Этот Человек был Сын Божий» – то есть тот, в ком ярчайшим образом присутствовал Бог (15:39).
Последние часы непрерывного бдения учеников, а именно с 15 до 18 часов, завершают суточный цикл. В этот временной отрезок Марк помещает погребение Иисуса, впервые в христианской истории вводя образ Иосифа из Аримафеи, который просит у Пилата тело казненного. Могила готова. Тело завернуто в льняной саван и помещено в гробницу, вход в нее запечатан камнем. Все труды закончены до захода солнца, то есть до 18 часов вечера пятницы. Наступает священная суббота.
Этот пространный рассказ из Евангелия от Марка – первое драматическое изложение смерти Иисуса, данное в литургической форме. Он обладает достаточно ясной структурой из двадцати четырех часов, поделенных на восемь трехчасовых отрезков, каждый из которых выделен особо. Форма рассказа приводит к выводу, что эта драма впервые создавалась под воздействием не истории, но литургии. Здесь описано не то, как Иисус умер на самом деле, но то, как его смерть толковали последователи. Это еще очевиднее, если признать, что ни одно слово или деталь здесь не исходят от свидетелей распятия, но заимствованы из древних преданий еврейского Священного Писания, цитируемого почти дословно. Марк, воспринимавший всерьез утверждение Павла, что Иисус «умер за грехи наши по Писаниям» (1 Кор 15:3), использовал эти Писания, чтобы сообщить о главном мгновении в истории Иисуса. К рассказу о нем и обратимся.
