10 Рассказ о Кресте: «по Писаниям»
И оставив Его, бежали все [ученики].
Мк 14:50
Христос умер… по Писаниям.
1 Кор 15:3
Бегство учеников – одно из бесспорно исторических воспоминаний о раннем христианском движении. Оно не только выглядит парадоксальным – оно выставляет в дурном свете людей, которые к моменту написания Евангелий уже считались величайшими героями. Ни одно движение не станет создавать предания, порочащие его же собственных основателей. Но оно и не в силах заглушить обжигающую историческую память, настолько живую, что о ней невозможно забыть. В последнем случае обычно подыскивают какое-нибудь приемлемое оправдание и тем смягчают боль воспоминаний.
Именно с этим явлением мы встречаемся в оригинальном и, следовательно, самом раннем рассказе Марка о Распятии. Мало того что ученики не способны бодрствовать вместе с Иисусом – они все оставили его и бежали, и не кто иной, как сам глава апостолов, Симон Петр, трижды отрекся от знакомства с ним. Воспоминание было настолько горьким, что уже в самом начале, в первом Евангелии, предпринимались попытки реабилитировать учеников. Эти попытки вошли в историю Страстей как часть второго трехчасового отрезка литургической драмы Марка. Когда после пасхальной трапезы ученики покинули горницу и с пением гимнов направились в Гефсиманский сад, Иисус сказал им: «Все вы соблазнитесь, ибо написано: “Поражу пастыря, и будут рассеяны овцы”» (14:27, цитата из Зах 13:7). Иными словами, Марк вкладывает в уста Иисуса признание о том, что апостольское бегство было необходимо, неизбежно и даже предсказано самим Иисусом. По уверению Марка, оно было частью божественного замысла. Ученики просто не могли поступить иначе. Если поступка не было, вряд ли имеет смысл искать ему оправдание свыше. Здесь мы определенно имеем дело с историческим фактом. Однако бегство апостолов наводит нас и на другую мысль – а именно на ту, что Иисус умер в одиночестве. Нам следует принять эту реальность, как бы нам ни было больно. Рядом не было никого, кто мог бы засвидетельствовать смерть Иисуса или оставить ее описание.
Бегство учеников – одно из бесспорно исторических воспоминаний о раннем христианском движении
Сразу за тем нужно признать еще один очевидный факт: то, что мы читаем в самой ранней истории Распятия – не историческое воспоминание. Но прежде, чем мы сможем выразить в точности, что же это такое, нам следует сделать следующий шаг в истолковании того, чего именно надеялись достичь своими рассказами авторы Евангелий. Мы исследуем оригинальный рассказ о Страстях у Марка и постараемся выявить источники его повествования, уже ставшего для нас набором хорошо знакомых деталей. Если нам удастся понять, как именно автор изначально строил повествование, нам будет легче понять его цель и намерения и проникнуть в суть опыта, объяснить который был призван его рассказ. Подсказка, с которой мы начнем наши поиски, находится, как я полагаю, в словах Павла из Первого послания к Коринфянам, на которое я уже ссылался выше. В своем кратком рассказе о Распятии Павел утверждал, что смерть Иисуса была «по Писаниям».
Тщательное исследование истории Распятия у Марка выявляет ее сильную зависимость от двух крупных отрывков из еврейской Библии, послуживших, в свою очередь, отправной точкой для других пассажей, призванных восполнить недостающие детали события. Важнейшие из них – Псалом 21/22 и глава 53 Книги пророка Исаии. И следующий этап в нашем интерпретирующем процессе – привлечь внимание читателей к этим двум главным источникам и проследить за тем, как они вызвали в памяти другие библейские тексты для завершения истории.
Самая очевидная подсказка, отсылающая нас к Псалму 21/22 – это единственные слова, которые Иисус, согласно Марку, выкрикнул на кресте (15:34). Марк приводит их и на арамейском языке, и в греческом переводе: «Боже Мой, Боже Мой! Зачем оставил Ты Меня?» Интересно отметить: и Лука, и Иоанн опускают эти слова, заменяя их другими, полными большей уверенности и торжества. Однако Марк делает именно их апогеем драмы Распятия, в чем ему вторит Матфей. Толкователи много веков пытались объяснить смысл этого крика, столь явно противоречившего представлению об Иисусе как о сошедшем на Землю божестве, – представлению, которое господствовало в христианском богословии первые пять веков. Но как ни толкуй этот возглас, приходилось признать, что он взят из первого стиха Псалма 21/22 – и подозреваю, еще задолго до Марка весь псалом использовался для толкования смерти Иисуса. В рассказе о Страстях присутствуют все признаки развивающейся традиции, и влияние данного псалма на ее формирование несомненно. Позвольте провести между ними ряд параллелей.
Псалом 21/22 гласит: «Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: “Он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему”» (стихи 7–8). Сравните со словами Марка: «И прохожие хулили Его, кивая головами своими и говоря: О, Разрушающий храм и Воздвигающий в три дня! Спаси Себя Самого, сойди с креста. Подобным образом и первосвященники, издеваясь вместе с книжниками, говорили друг другу: других спас, Себя Самого не может спасти! Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы увидели, и уверовали» (15:29–32). Матфей устанавливает еще более очевидную связь с Псалмом 21/22, когда добавляет к заявлению Марка такие слова: «Он возложил упование на Бога; пусть избавит Его теперь, если Он угоден Ему» (Мф 27:43).
Псалом 21/22 продолжается: «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей» (стихи 15–16). Этот пассаж создает видимый образ тела распятого человека, прибитого к кресту только гвоздями и примотанного веревками, а также мучительной жажды, от которой страдала жертва. В рассказе Марка говорится, что кто-то из стоявших рядом побежал, «наполнил губку уксусом и, наткнув на трость, давал Ему пить» (15:36). Иоанн позже усиливает повествование, заставляя Иисуса воскликнуть «Жажду», после чего «наткнув на копье губку, полную уксуса, поднесли к Его устам». Иоанн добавляет, что все это произошло, «дабы свершилось Писание» (19:28–29) – очевидно, обращаясь мысленно к Псалму 21/22.
Далее в псалме сказано: «Пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои» (стихи 16–17). Изображение распятия казалось здесь для Марка очевидным. И снова Иоанн усиливает повествование о костях, подчеркивая, что голени Иисуса не были перебиты, чтобы еще раз исполнилось Писание (19:33). Иоанн также развивает мотив, связанный со словом «пронзили» – у него один из солдат, найдя Иисуса уже мертвым, «копьем пронзил Ему бок». Дополненный рассказ включает ссылку на Псалом 33/34: «Он хранит все кости его; ни одна из них не сокрушится» (стих 20), с добавлением ремарки из Книги пророка Захарии: «А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце» (12:10).
Затем в Псалме 21/22 мы находим такие слова: «Они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (стих 18). Марк цитирует этот стих почти дословно, когда пишет: «И распинают Его и делят между собой одежды Его, бросая о них жребий, кому что взять» (стих 24). Иоанн, опять же, дополняет основную сюжетную линию новыми воображаемыми деталями: «Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон. Был же хитон не сшитый, тканый целиком с самого верха. Сказали они друг другу: не будем рвать его, но бросим о нем жребий, чей будет» (Ин 19:23–24). Затем евангелист добавляет: «Да исполнится Писание» (стих 24b) – и продолжает цитировать Пс 21/22:18. История строится по тексту еврейского псалма и Писания в целом, которое авторы явно имели перед глазами, а не наоборот.
