Примерно то же самое, на мой взгляд, происходило в самых разных синагогах по всему еврейскому миру все сорок, а то и все семьдесят лет, прошедших от Распятия до появления письменных Евангелий. Последователи Иисуса, как и все набожные евреи, посещали богослужения в синагоге – суббота за субботой, год за годом. Они слышали там чтения из Библии, вспоминали слова учителя, просвещали собравшихся, говоря им об Иисусе в свете Священного Писания и литургии. Они пропускали свои воспоминания через общее богослужение и через самые разные его элементы до тех пор, пока их впечатления от Иисуса не обретали границы и смысл.
И в наши дни мы сможем понять, с какой силой воздействовало на них обретение Иисуса, только если встанем на их место, исследуем, в какие образы они облекали Иисуса, раскроем символы, через которые они постигали Иисуса и искали Бога, которого встретили в нем. И потому наши вопросы к Евангелиям разительно отличаются от бесплодных исканий современного мира. Сегодня люди спрашивают: «А это правда было?», ожидая услышать лишь «да» или «нет» – и эта дихотомия либо превратит нас в буквалистов, либо заставит отойти от веры. Но единственные верные вопросы, которые следует задать, обратившись к древней традиции, звучат так: «Что заставило первых последователей облечь Иисуса из Назарета в одеяния их священной истории, овеянной далью времен? Отчего они расширяли легенды о героях своей религии до тех пор, пока те не выразили опыт их встречи с Иисусом?» Этот вопрос влечет и много других. Почему первые приверженцы видели в Иисусе исполнение своих преданий? Почему они решили, что Иисус преобразил предания? Почему они говорят об Иисусе так, словно все их духовные скрепы исчезли перед лицом высшей власти, явленной в его жизни? Почему его смерть воспринималась лишь как прелюдия к новому, более великому бытию? Что в его человечности помогло им по-новому взглянуть на Бога? Именно Иисуса, пробудившего этот отклик, мы и стремимся найти, и мы не остановимся до тех пор, пока эта цель не будет достигнута.
14 Иисус: новая Пасха
Увидев Распятие вовлеченным в орбиту Пасхи и осознав, что в Иисусе видели пасхального агнца, мы вступим в совершенно новое измерение того, что значит Иисус и того, что значит быть человеком.
Порой очень трудно отстраниться от того обстоятельства, что почти все мы приучены воспринимать Евангелия как рассказы о буквальных событиях. Но придется. Евангелия – не буквальные рассказы, а способы истолкования образа Иисуса, просеянные сквозь сито еврейской богослужебной жизни, в контексте которой историю Иисуса помнили и рассказывали в течение двух-трех поколений, пока ее не записали в Евангелиях. Евангелия изобилуют образами, хорошо знакомыми верующим иудеям, но почти бессмысленными для тех, кто находится вне этой религиозной традиции и по причине своего невежества вынужден мириться с серьезными недоразумениями. Но мы даже свои недоразумения превращаем в нечто буквальное! Евангелия указывают на жизнь, прожитую в истории, но для их авторов подлинное значение имела не столько земная жизнь Иисуса, сколько его значение и тот опыт, который, как они сами полагали, они пережили в его присутствии. Павел, прокладывая путь авторам Евангелий, четко сформулировал это, когда писал об Иисусе в середине 50-х годов: «Так что отныне мы никого не знаем по плоти. Если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем» (2 Кор 5:16). Павел объясняет свой подход так: «Если кто во Христе, тот новая тварь: древнее прошло, вот наступило новое» (2 Кор 5:17). Это описание не физического познания, но экстатического, открывающего разум опыта. И Евангелия были призваны не как хроника жизни Иисуса, – но как истолкование его опыта. Следует осознать эту разницу, иначе нам никогда не избежать бессмысленных конфликтов, раздирающих сегодня христианскую Церковь из-за войны «буквалистов» и тех, кто отвергает даже саму возможность восприятия Евангелий в прямом смысле.
Разумеется, за евангельскими пассажами видны отголоски реальной исторической личности, и мы можем их выявить и рассмотреть. Основное внимание авторов Евангелий, однако, сосредоточено на смерти Иисуса и на опыте (чем бы он ни был), сменившем порожденное ею отчаяние надеждой на новую жизнь. И наш поиск подлинного значения Иисуса почти неизбежно должен начаться с описания последних событий его жизни.
Сами библейские свидетельства доказывают: именно значение Распятия послужило основной опорной точкой для всей истории Иисуса – а равно и то, что его смерть довольно рано стали толковать на фоне Пасхи. Впрочем, это не значит, что характер этой связи непременно должен был быть историческим, а потому для начала бросим вызов буквальному представлению о том, что Иисуса распяли во время Пасхи. Если мы сумеем показать, что эта связь не была исторической, а еще и была заимствованной, это откроет нам глаза на то, как изначально понимали смерть Иисуса. С этой целью нам придется еще раз найти способ выйти за пределы прямого толкования Нового Завета.
Марк, Матфей и Лука определяют дату смерти Иисуса как время иудейской Пасхи, отождествляя Тайную Вечерю с пасхальной трапезой. Четвертое Евангелие, от Иоанна, также проводит эту связь, но несколько иначе, предполагая, что Иисуса распяли в тот день, когда закалывали пасхального агнца, – и потому для Иоанна Тайная Вечера была не Пасхой, но подготовительной трапезой, которая предшествовала пасхальной.
Евангелия были призваны не как хроника жизни Иисуса, – но как истолкование его опыта
Прежде чем перейти к рассмотрению деталей рассказа о Распятии, отметим: все Евангелия единодушно утверждают: что именно Пасха привлекла Иисуса и его учеников в Иерусалим. Вся история Распятия подается как часть пасхальных обрядов. По Евангелиям, группа прибыла в Святой город за неделю до праздника
[51]. Этот вход и в наши дни христиане чествуют как первый день Страстной недели. Однако, если мы тщательно исследуем эти истории, то обнаружим в них намеки на совершенно иное время Распятия и на символы, в прямом смысле заимствованные из другого еврейского праздника, далеко отстоящего от Пасхи в календаре.
Марк, писавший первым, говорит: множество людей, сопровождавших триумфальную процессию от Елеонской горы до Иерусалима, расстилали перед Иисусом свои одежды и «зеленые ветви, срезанные ими в поле», крича: «Осанна! Благословен Тот, Кто приходит во Имя Господа!» (Мк 11:9, Новый русский перевод). Так как Пасха отмечалась 14–15 числа месяца нисана, по нашему календарю она выпадает на конец марта или начало апреля. Вход Иисуса в Иерусалим, празднуемый христианами сегодня как «Пальмовое» или «Вербное» воскресенье (как утверждают, по крайней мере, Марк, Матфей и Лука), состоялся неделей раньше, а значит, примерно в середине марта. Проблема, связанная с этой датировкой, заключается в том, что появление зеленых листьев на деревьях в начале весны в этом районе Ближнего Востока маловероятно – обычно это случалось в середине апреля или начале мая. И перед нами первый намек на то, что рассказ о Распятии, возможно, изначально относился к другому времени года. Если это удастся доказать, встанет вопрос, почему в таком случае связь между Распятием и Пасхой считалась настолько важной.
