Мессианство Иисуса, таким образом, толковали двояко. Он воспринимался как сверхъестественный «Сын человеческий», вершащий последний суд, но также и как источник исцеления здесь и сейчас. Его первое пришествие ознаменовалось целым рядом чудес исцеления, свидетельствовавших о скором наступлении Царства, но он же станет в последний день судьей, который окончательно установит Царство Божье. В обоих случаях была предпринята попытка найти язык достаточно всеохватывающий, чтобы описать тот опыт, который испытали люди в присутствии Иисуса.
Жизнь Иисуса была жизнью, в которой, как считалось, любовь преображала не знавших любви, принятие заменяло собой боль отторжения, к уязвимым снова возвращалась целостность, а сама жизнь расширялась настолько, что выходила за пределы возможного. Все истории, сложившиеся вокруг него, рассказывали о тех, кто ощутил себя возрожденным, узнав его. Поэтому память о нем связывалась с целительными признаками грядущего Царства так, словно те были событиями реальной истории. Так люди хотели сказать: «Мы встретили того, в ком, как мы теперь видим, занялась заря Царства Божьего». Люди ощутили, что именно в человеке Иисусе – таком цельном, открытом, свободном – в их жизнь явился сам святой Бог. Бог был во Христе, и Бог этот был любовью, приносящей исцеление. Видя его жизнь, его ученики стали говорить, что Иисус был «начатком» Царства. Эта фраза встречается дважды у Павла (1 Кор 15:20, 23; Рим 8:23) и один раз у Иакова (1:18). Есть она и в Откровении Иоанна (14:4). Евангелия намного ближе к повествовательной форме, но и они все еще отражают такое восприятие Иисуса, рассказывая истории о величайших исцелениях, передавая притчи о последнем суде и рисуя портрет Иисуса как «Сына человеческого», который обновляет жизнь, возвращая людям зрение, слух, подвижность и способность говорить.
Нет, это не сказки о божестве, лишь для вида ставшем человеком. Никто никогда не слышал от исторического Иисуса, будто он станет тем судьей, который в последний день пригласит спасенных войти с ним в Царство Божие. Тем не менее первые христиане начали связывать все эти вещи с человеком по имени Иисус. Сильные переживания требуют расширенных языковых возможностей и новых средств выражения. Последователи Иисуса стремились передать его значение на языке экстатических видений и апокалипсических символов, подыскивая слова достаточно выразительные, чтобы передать значение своего опыта. Именно это означает быть «Сыном человеческим» и именно так это определение пристало к памяти об Иисусе.
В жизни синагоги между 30-м и 70-м годами мощный животворящий опыт Иисуса заключили в рамки еврейских концепций и отмечали внутри еврейской литургии. Иисус был «Сыном человеческим», тем, кто установит Царство Божье. Когда же этот опыт в 70–100-х годах сузили до письменной формы, он принял форму повествования, сплава этих образов.
Не следует забывать, что в первом Евангелии Иисус не рождается чудесным путем. Он даже принимает крещение для отпущения грехов – он, кого мы привыкли считать безгрешным! В момент крещения небеса открылись, изливая на него Святой Дух, и глас Божий признал в нем «Возлюбленного Сына». Иисус борется с этой двойной идентичностью, и то же самое делают его ученики. Как святого Бога можно встретить в человеке Иисусе? Вот вопрос, на который стремятся ответить Евангелия. На тот же вопрос должны ответить и мы, если мы хотим войти в опыт Иисуса.
Сын человеческий? Да, ben adam во всей его полноте, смертный, открывающий дверь в бессмертие. Вот что такое Иисус – человеческая жизнь настолько цельная, что в нее врывается жизнь Бога.
Люди ощутили, что именно в человеке Иисусе – таком цельном, открытом, свободном – в их жизнь явился сам святой Бог
17 Образы умаления: Раб Господень, Пастырь
Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни.
Соло контральто из оратории «Мессия» Г. Ф. Генделя
Прежде чем были написаны Евангелия, ожидания, которые питали ученики Иисуса при его жизни, сокрушила реальность его гибели. Иисус не достиг своей цели силой. Нет, он отклонил все претензии на власть и признал собственное бессилие, исходя из того, что для спасения жизни нужно быть готовым ее потерять. Чтобы победить смерть, ему следовало не только принять ее, но и самому сделать шаг ей навстречу. Чтобы остаться самим собой, он должен был быть готов отдать себя. Эти идеи никак не отвечали нормам мира, в котором жили ученики Иисуса. Они не выглядели естественными для «их» человечества. Но весь опыт их жизни с Иисусом как будто подтверждал истинность его пути.
Этот конфликт между опытом Иисуса и человеческой реальностью заставил учеников переосмысливать свою жизнь в свете опыта Иисуса. С этой целью они снова обращались к своей священной традиции, в том виде, как она отмечалась и вспоминалась в синагоге. Из этой традиции они заимствовали два отрывка о слабости и беспомощности, которые, в конечном итоге, вели к обретению силы и смысла, и затем облекли в них историю Иисуса так, что они, казалось, глубоко проникли в его жизнь. Ни один из этих образов не пользовался особой популярностью. Тем не менее, когда ученики пропустили свой опыт Иисуса через них, эти представления изменили самое сердце их собственной религии. Каждый из них в значительной мере сформировал их опыт Иисуса и подготовил почву для нового восприятия Иисуса как совершенного человека, который, как я теперь полагаю, служит единственным приемлемым для современного человека способом понять, что мы имеем в виду, говоря о «божественном».
Первый из этих образов обычно именуется «Рабом [Господним]», иногда «страдающим Рабом». Он был впервые набросан неизвестным пророком, жившим, вероятно, в VI веке до нашей эры, и затем добавлен к свитку пророчеств Исаии. Сегодня мы называем его Второисаией, приписывая ему авторство глав 40–55 Книги пророка Исаии.
Второй образ известен как «Пастырь» или «Царь-пастырь». Датировать этот труд намного сложнее, чем творение Второисаии, но он также был создан неизвестным пророком, по-видимому, в конце V или в начале IV века до нашей эры, и затем добавлен к свитку пророчеств Захарии. Этого автора следовало бы назвать «Второзахарией», но поскольку даже о первом Захарии мало кто знает, термин не получил широкого распространения. Тем не менее главы 9–14 в Книге пророка Захарии – это «Второзахария». В большей степени, чем представляет себе большинство христиан, «Второисаия» и «Второзахария» сформировали способ восприятия опыта Иисуса, окрашивая евангельское повествование новыми подробностями. Эти голоса из еврейского прошлого служили для авторов Евангелий источником слов, которые они вкладывали в уста Иисуса. Обратимся сначала к образу «страдающего Раба».
«Страдающий Раб» Второисаии
Еврейское государство впервые попало в руки вавилонян в 598 году до нашей эры, а затем потерпело от них полное и сокрушительное поражение в 586 году до нашей эры. Из всех евреев в Иудее оставили только стариков, хромых, глухих и слепых, и ее заново населили иные народы – чужеземцы, язычники, – которые поклонялись «ложным богам» и соблюдали чуждые обычаи. Всех остальных угнали в Вавилон как даровую рабочую силу. Страна, оставленная евреями, по их убеждению, была осквернена присутствием многочисленных иноземцев. Что еще хуже, за время пленения евреи, оставшиеся на родине, стали вступать с этими иноземцами в смешанные браки – так появились самаритяне, и само их существование, как считалось, ставило под угрозу этническую чистоту народа, иудейскую религию и еврейскую идентичность.
