Затем, в главе 4, он разворачивает историю искушения в пустыне, изложенную у Марка всего в одном стихе, в полноценную драму с подробным описанием каждого из трех искушений. Главы 5, 6 и 7 содержат обширный раздел поучений Иисуса, собранных в Нагорную проповедь. К тому моменту, когда Матфей доходит до главы 11, настает время Рош ха-Шана, однако он уже ранее использовал историю Марка об Иоанне Крестителе, связанную с этим праздником, – видимо, он не мог приберечь ее для Рош ха-Шана, потому что крещение Иисуса должно было состояться в самом начале его общественного служения. Как же поступает Матфей? Используя «обратный кадр» в духе Сесила Демилля, он снова представляет нам Иоанна Крестителя, дополнив историю Марка об Ироде, заключившем Иоанна в темницу. Именно в этом эпизоде, и только у Матфея и Луки, Иоанн из темницы отправляет сообщение Иисусу, спрашивая, он ли «Грядущий», то есть ожидаемый Мессия. Иисус отвечает словами из Ис 35, которые мы уже рассмотрели выше в главе, посвященной чудесам исцеления. Он перечисляет признаки наступающего Царства, которые, как он утверждает, уже окружают его: слепые видят, глухие слышат, хромые ходят и немые поют. Это и есть весть Рош ха-Шана, знаки, по которым люди видят, что Царствие Божье уже близко. Выбор времени на литургическом календаре изящен.
Есть еще один очевидный признак в Евангелии от Матфея, тесно связывающий его с еврейским литургическим годом и дающий убедительное доказательство того, что Матфей также использовал его в качестве принципа организации своего повествования. Евангелие от Марка содержало чтения только от Рош ха-Шана до Пасхи, и он не учел один из важнейших иудейских праздников – Шавуот, или Пятидесятницу, который отмечался на 50-й день после Пасхи. В этот день евреи вспоминали дарование Моисею Закона на горе Синай, и он был ознаменован непрерывным суточным бдением. Самый длинный псалом в Псалтири, Псалом 118/119, был составлен как гимн красоте и чудесной силе Закона и читался на бдении. В Псалме 118/119 есть вводная строфа из восьми стихов, причем первые два стиха в ней начинаются со слова «Блаженны». За ним следуют восемь отрывков из 24 стихов, каждый из которых поделен на три строфы. Это означает, что каждой части псалма соответствовала одна из восьми трехчасовых частей непрерывной двадцатичетырехчасовой службы. Когда Матфей доходит до времени Шавуот, какое содержание он вкладывает в свое Евангелие? Это Нагорная проповедь, занимающая три главы и явно скопированная с Псалма 118/119. Нагорная проповедь открывается вводной строфой из восьми стихов, все из которых начинаются со слова «Блаженны». Мы называем эти стихи заповедями блаженств. Затем Матфей добавляет восемь отрывков – краткие комментарии по поводу каждого из блаженств в обратном порядке. Во всей Нагорной проповеди Матфей представляет Иисуса как нового Моисея, на новой горе дающего новое толкование Торы. Соответствие едва ли могло быть более точным.
Если обратиться к Луке, доказательства уже не так очевидны: община, для которой он пишет, состояла из евреев диаспоры и прозелитов, бывших язычников, соблюдавших порядок еврейского литургического года далеко не столь неукоснительно, как более традиционная община Матфея. У них не было ни непрерывных суточных бдений, ни восьмидневных торжеств, присущих еврейским общинам старого толка, но общая модель тем не менее присутствует.
Исследуя текст Луки подробно, мы обнаруживаем, что он также перегружает начало своего Евангелия еще более пространным рассказом о Рождестве и еще более длинной генеалогией. Он также расширяет историю крещения Иисуса, включая в нее значительную часть проповеди Крестителя. Когда Лука доходит до праздника Шавуот, или Пятидесятницы, он развивает эпизод, где Иоанн Креститель говорит: «Я водою крещу вас; идет же Сильнейший меня… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Лк 3:16). Вспомним, что Лука намерен дать исчерпывающий рассказ о христианском понимании Пятидесятницы в главе 2 Книги Деяний. Самым большим даром Бога еврейскому народу было ниспослание ему Торы на горе Синай. Именно это событие евреи отмечают в день Пятидесятницы. Лука, находившийся под влиянием Павла, утверждает, что самый большой дар Бога христианам – ниспослание Святого Духа. В Книге Деяний он переосмысливает еврейскую Пятидесятницу, связывая ее содержание со Святым Духом. И как раз в нужном месте своего Евангелия он заставляет Иоанна Крестителя указать на историю Пятидесятницы. Когда Лука добирается до Рош ха-Шана, он, как и Матфей, повторно представляет Иоанна Крестителя в темнице и перечисляет признаки наступающего Царства из Ис 35. Теория, что в основе организации этих Евангелий лежит литургический год синагоги, раз за разом подтверждается.
Есть еще одно место, в котором Лука показывает, что его порядок повествования определен литургическим годом евреев. Только у Луки после короткого ретроспективного эпизода с Иоанном Крестителем на Рош ха-Шана рассказывается история женщины, омывающей ноги Иисуса (Лк 7:36–50). В этой истории немало примечательного. Во-первых, странно место ее действия. И у Марка, и у Матфея эта история отнесена к последней неделе жизни Иисуса (Мк 14:3–9, Мф 26:6–13). В обоих случаях она происходит в Иерусалиме, в доме Симона-прокаженного. Имя женщины не названо, ее поступок не считается скандальным, а мотив, побудивший ее помазать тело Иисуса перед погребением, удостаивается похвалы. Однако у Луки этот эпизод происходит в доме Симона-фарисея, что предполагает окружение из более строгих поборников морали. Помазание отнесено не ко времени Распятия, но к началу галилейского периода служения Иисуса. Поведение женщины, в отличие от Марка и Матфея, представлено как заведомо греховное. Она была «известна в городе как грешница» – синоним для проститутки. Она гладит ноги Иисуса. Только в этой версии истории, по крайней мере, среди синоптических Евангелий, женщина омывает его ноги слезами и отирает их своими волосами. Ее безнравственность отмечена людьми за столом. Иисуса попрекают: «Если бы Он был пророк, знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему» (7:39). Иисус, позволив этой нечистой женщине дотронуться до себя, сам в глазах других становился нечистым. Так что же пытается сказать Лука, изменив место действия и подчеркивая порочность женщины?
Если сопоставить еврейский литургический год с Евангелием от Луки, этот эпизод приходится как раз на время празднования Йом-Киппура, Судного дня. Луке требовалась подходящая для такого случая история, и прикосновение к Иисусу нечистой женщины, вернувшее ей чистоту и цельность, в то время как сам Иисус остается не тронутым пороком, прекрасно служило его целям. Он подчеркивает греховность женщины, чтобы показать: когда Иисус входит в мир греха, чтобы преобразовать его, это может стать самым подходящим повествованием для Йом-Киппура. И это так! Как мы неоднократно видели, порядок историй определялся моделью еврейского литургического года. Этой модели следуют и Марк, и два зависимых от Марка Евангелия – от Матфея и Луки.
Иоанн этого образца не придерживается. Скорее четвертое Евангелие строится вокруг серии «знаков», демонстрирующих божественную власть Иисуса над природой, недугами и даже смертью. Попытка дать подробный анализ принципа организации у Иоанна выходит за рамки этой книги. Достаточно сказать: несмотря на наличие множества самых различных интерпретаций данного Евангелия, думаю, что исчерпывающий комментарий на него еще не написан. По моему убеждению, это Евангелие также следует литургической схеме.
