Борьба за выживание и господство склонялась в пользу то одного, то другого вида млекопитающих, пока одна конкретная группа обезьян, обладавшая достаточным интеллектуальным потенциалом для выработки новых навыков, не заняла в ней видное положение. Интеллект оказался поистине бесценным даром: умственная сила неизменно брала верх над физической. Крупные кошки, сильные, быстрые, слоны и мамонты с их огромностью и силой – да, те могли чувствовать себя в относительной безопасности в своей среде обитания, позднее заслужив титулы вроде «царя джунглей». Однако им не хватало способности к развитию интеллекта. Больший размер мозга и более высокий уровень сознания, присущие гораздо менее сильным млекопитающим вроде обезьян, помог тем заметно продвинуться на пути к доминированию. Эти существа устроили жизнь своих стад весьма интересно, создав в их рамках четкие иерархии. Они также выработали способность к совместной охоте вместо того, чтобы вести жизнь одиноких хищников. Их интеллектуальные успехи все больше возмещали скромные размеры и нехватку быстроты. Их мозг развивался, становился все сложнее, и в их жизнь вошли элементы планирования, давшие им преимущество в борьбе за выживание. Иногда охота в стаде требовала дань за успех – жизнь одного или нескольких. Но выживание всего стада уже, по-видимому, считалось более важным, чем жизнь отдельной особи, и этим существам приходилось мириться с такой ценой. Здесь уже можно видеть зарождение элементов племенной идентичности, позже названной патриотизмом, когда кто-то один считал честью принести себя в жертву ради выживания группы.
В свое время – явно не далее чем 1–2 млн лет тому назад, а может, и позже – в итоге непрестанного процесса развития, именуемого жизнью, обезьяны эволюционировали в существо, подобное человеку, хотя еще пока им не ставшее. Этот процесс не шел по прямой, скорее, он состоял из взлетов и падений, и некоторые ветви эволюции оказались тупиковыми. Эти человекоподобные существа умели делать инструменты и оружие, а также обрели возможность применять их на практике. Эта ступень развития жизни отмечена тем, что появились по крайней мере зачатки способностей абстрактно мыслить, а также совершать действия и строить планы с учетом событий, происходящих во времени. Человек разумный пока еще не появился, но этот миг близился.
Примерно 100–50 тысяч лет назад – не более чем наносекунда на геологических часах Земли – в жизнь вошли три фактора, возвестившие о появлении людей в их нынешнем понимании. Во-первых, сознание переросло в самосознание. Во-вторых, среда времени расширилась настолько, что человеческие существа могли сознательно вспоминать и воссоздавать события прошлого и строить планы на будущее. В-третьих, эти существа начали отождествлять издаваемые ими звуки с объектами и действиями, и так родился язык – сердце абстрактного мышления. В определенный момент – возможно, в разное время и в разных местах, и, ясное дело, не в единственном экземпляре, который можно было бы отождествить с мифическими Адамом и Евой – появились первые представители того вида, который мы называем Homo Sapiens, или «человек разумный». Теперь на Земле жил вид, обладающий самосознанием, способный действовать во времени и общаться посредством слов. Из эволюционного бульона возникло нечто совершенно новое и поразительное, чему было суждено преобразовать естественную историю в историю человечества.
Я пытаюсь представить себе то легендарное мгновение, когда сознание переросло в самосознание. Что творилось в умах этих существ по мере того, как новая реальность год за годом открывалась перед ними, пока не стала нормой? Мы знаем лишь то, что со временем они развились настолько, что стали считать себя не частью мира природы, но отделять себя от нее и даже противопоставлять себя ей. Они достигли той стадии, когда могли взглянуть на мир по-новому, как самостоятельные, осознающие себя человеческие существа. Вероятно, это мгновение было удивительным и потрясающим, но вместе с тем и травмирующим, исполненным страха и сильнейшей тревоги. Что чувствуешь, когда понимаешь, что ты одинок, уязвим и живешь в постоянном страхе среди могучих сил природы, чье присутствие осознаешь, но над которыми не имеешь никакой власти? Подозреваю, у наших первобытных предков мороз бежал по коже при виде того, во что превратилась их жизнь и к чему это привело. Хотя все эти грандиозные перемены вершились у них на глазах, понять их они могли лишь самым примитивным способом.
Появление самосознания сопровождалось чувством, что их жизнь протекала в одном непрерывном измерении, называемом временем. Люди начали понимать, что время было еще до того, как они осознали себя самостоятельными существами, и пребудет еще долго после того, как их сознательная жизнь подойдет к концу. Так они оказались заключенными с обеих сторон во временные рамки. Из сознания собственной конечности неизбежно вытекало ощущение собственной смертности. Наконец у них развилась способность выразить символически свои страхи и передать чувство ограниченности, беспомощности и бессмысленности существования через слова.
Подозреваю, у наших первобытных предков мороз бежал по коже при виде того, во что превратилась их жизнь
Только представьте себе, что это значило. Умереть – одно дело: каждый день бесчисленные формы жизни умирают в огромном количестве. Но знать, что именно тебе предстоит умереть, быть к этому готовым и принять неизбежность собственной смерти – уже совсем другое. Такова участь человека. Одно дело – не подозревать о бессмысленности своего существования, как мириады насекомых, которые каждый день становятся пищей для других живых существ, и совсем другое – сознательно иметь дело с этой реальностью и бросить ей вызов. Одно дело – быть всего лишь частью установленного порядка жизни и смерти в мире природы, и совсем другое – знать и понимать, что ты не более чем еще одно звено в пищевой цепочке.
Люди, как центры сознания, теперь понимали, что умрут, и знали, что рано или поздно исчезнут с лица Земли. Это понимание породило (и до сих пор порождает) у них вопросы о смысле и бессмысленности существования. Поскольку сознание теперь стало врожденным, каждый человек вынужден спросить себя, есть ли у сознающей себя человеческой жизни какое-либо высшее предназначение. Быть человеком – значит выносить травму самосознания, испытывать экзистенциальный шок от угрозы небытия. Еще ни одно другое живое существо до нас не сталкивалось с таким уровнем тревоги. Хроническое беспокойство – неотъемлемая часть человеческого бытия. Нам приходится мириться с собственной смертностью, а если у жизни нет никакого конечного смысла, мы одни из всех прочих существ понимаем угрозу бессмысленности и, чтобы отвратить эту угрозу, пытаемся кое-как придать человеческой жизни значение. Весь человеческий опыт заставлял и заставляет нас трепетать перед этой мыслью. Однако приходится признать, что в извечной борьбе за смысл, за выживание или за жизнь участью человека неизбежно станет поражение. Все живые существа терпят в ней поражение, но одни только люди способны это осознать. Итак, быть человеком нелегко. В конце концов, нас подкосят, уничтожат и съедят естественные враги – вроде микробов и вирусов, – а наша плоть и кости станут, в свою очередь, пищей для других форм жизни.
Если бы наши предки не возвели вокруг этой тревоги, проистекавшей из этого понимания, высокий защитный вал, не думаю, что самосознание смогло бы уцелеть. Такой шаг в эволюционном процессе вряд ли оказался бы продолжительным: он потребовал бы больших усилий, чем мы смогли бы приложить при помощи наших адаптивных механизмов. Именно в этот момент, на мой взгляд, зарождающаяся человеческая личность поставила перед собой вопрос, ответом на который стал теистический взгляд на Бога. Теизм, по моему убеждению – прямое следствие травмы самосознания. Это не Бог, а скорее человеческий механизм приспособления к ситуации.